Никонианское «старчество»
Часть первая
Учение об «учащей» и «учимой» Церквях, разложение института духовничества стали причинами появления неправославных форм отношений между духовниками и их духовными чадами. В первую очередь, это касается появления нового, доселе неизвестного (во всяком случае, в таком виде) христианской Церкви института, получившего в новообрядчестве наименование «старчества».
В древнехристианской и древнерусской Церквах старцами называли опытных, имевших духовные и аскетические познания иноков. Эти опытные, прошедшие искушения плоти и молитвенные труды иноки, по прошествии немалого времени становились учителями молодых, новоначальных иноков. Со стороны учеников такие опытные монахи часто назывались «отцами», «наставниками», «учителями», «духовными исправителями», «старшими» (то есть «старцами») или другими местными именами, означающими глубокий духовный и аскетический опыт и сыновнее уважение. Эти аввы-старцы имели исключительно нравственный авторитет, и отношения между ними и другими иноками определялись не какими-либо внешними фактами жизни того или иного старца, но духовными потребностями иноков.
Святитель Василий Великий предостерегает новоначальных иноков от поисков наставников, прославившихся какими-либо внешними делами. Главным критерием при выборе наставника он называет духовный опыт и вéдение Божественных Писаний. Как правило, у старца был один ученик (например, прп. Досифей – у аввы Дорофея). Со временем его духовного возрастания и удаления на самостоятельное пустынножительство, у старца мог появиться другой ученик. Реже встречались случаи, когда у одного старца одновременно обучались премудрости иноческого жития несколько или даже десятки учеников.
Впрочем, иногда к многоопытному старцу за советом могли прийти посторонние иноки, но это происходило весьма редко, можно сказать – в исключительных случаях. Наставник и ученик жили под одной крышей. Василий Великий поэтому называет союз старца и ученика «вместе живущие» (Цит. по: Смирнов С.И. «Духовной отец в древней восточной Церкви». С. 43.).
В истории монашества описаны весьма разные способы, которыми наставники обучали учеников. Иной старец мог ничего не говорить, но ученик должен был повторять все его дела. В других случаях наставник испытывал послушание новоначального. Иногда практиковалось откровение помыслов. Однако при любом способе наставничества главной целью старчества было должное воспитание инока, помощь новоначальному в сложном и тернистом пути монашеского возрастания. Вне среды иноческого воспитания старчество не существовало по одной простой причине: старец мог научить только той науке, которую постиг – иноческому житию.
Известный исследователь монашества С.И. Смирнов отмечает, что старчество являлось исключительно иноческим институтом, было «основой всего строя монашеской жизни, …совместимой со всеми формами монастырской жизни, и его можно наблюдать всюду, где только было устроено христианское монашество» (Там же, с. 25.). Бывали отдельные случаи, когда духовные советы давались признанными своей святостью иноками (преподобными Феодосием Печерским, Авраамием Смоленским, Сергием Чудотворцем, Савой Сторожевским, Иосифом Волоцким, Максимом Греком, Дионисием Радонежским и др.) и мирянам, чаще всего князьям, но это воспринималось как тягостная необходимость и «особый случай», что и подчёркивалось житиями.
Древние монахи нередко обладали особыми духовными дарованиями. Однако они считались дарами, связанными не с наставничеством и старчеством, а непосредственно с подвижнической, иноческой жизнью и особым промыслом Божиим. Отцы монашества предостерегали от увлечения прозорливостью, видениями и прочими чудесами. Преподобный Пахомий поучал братию: «Человек, имеющий твердую веру и живущий по заповедям Божиим, предпочтительней того, который имеет дар видений, ибо он храм Божий» (Там же, с. 62). Преподобный Кассиан говорил, что «чудеса, возбуждая удивление, мало содействуют святой жизни»; «большее чудо составляет выгнать из себя пороки, нежели бесов из других» (Там же, с. 62). Эта же мысль – что духовно подвизающийся должен больше научаться от Отеческого Предания в целом, чем от отдельных, даже кажущихся (или являющихся!) великими отцов, – есть и у преп. Викентия Лиринского, и у ряда других отцов, особенно преп. Никона Черныя горы. Послушание наставнику было обязательной чертой иноческого старчества. Однако в случае обнаружения ереси ученик был обязан немедленно прекратить обучение у старца. Преподобный Иоанн давал такой ответ: «Когда действительно окажется, что он заражен ересью, то должен отставить его» (Там же, с. 51).
Совсем иное учение о старчестве появилось в новообрядческой Церкви в XIX веке. Во-первых, в этом новом явлении было почти полностью утрачено понятие обучения иноческому деланию. Среди новых «старцев» были монахи, вовсе не имевшие никаких учеников: схимник Симон, некоторые оптинские старцы – например, Анатолий (Зерцалов). Такие «старцы» перестали учить иноков, но все свое внимание переключили на светскую паству. Апологеты нового «старчества» и не скрывали, что это принципиально новое, неизвестное древней Церкви явление. Так, исследователь оптинского старчества В. И. Экземплярский писал: «Остановлюсь лишь на одной стороне русского старчества, которою оно очень резко отличается от древневосточного. …Наше старчество едва ли не с первых дней своего появления в России вступило на самостоятельный и новый путь и явилось не столько монашеским, сколько народным. Достоевский популяризировал идею старчества и очень удачно отметил этот его характер, несомненно, на основании своих оптинских впечатлений… Оптина пустынь — другое дело. Ее старцы — отцы и советчики для всего русского народа и только в очень ограниченной мере — для иночествующих. Теперь мне трудно себе представить монастырь без старцев. Бывают и при этих старцах послушники, но центром их духовной работы являются так называемые богомольцы. Поэтому когда на какого-либо из иноков возлагается послушание быть старцем, то, сколько мне лично известно, прежде всего имеется в виду это умение, духовный дар религиозно говорить с народом, удовлетворять по возможности всем запросам народной души, и, кажется, неизбежно оказывалось, что монашествующие в этом случае отступили как бы на второй план… В Оптиной пустыни целые корпуса построили для приезжающих к старцам мирян, и старцы от зари до зари принимали их, отдавая лишь вечера своей братии». (Экземплярский В. И. «Доклад о старчестве». Киевское Религиозно-просветительское общество, 1917).
Раз «старчество» утратило свои древние, иноческие черты, то и «старцем» мог стать любой человек. Неудивительно, что значительное число новолюбных старцев поэтому и не имели никакого иноческого духовного опыта. Многие из них были простыми священно- и церковнослужителями, а иногда и мирянами, вставшими на стезю духовного наставничества. В конце XIX – XX веках наиболее известным старцами такого рода стали священники Иоанн Сергиев (Кронштадтский), Егор Чекряковский, Алексий Мечев, Василий Швец, Николай Гурьянов, Артемий Владимиров, миряне Григорий Распутин (Новых), Иван Яковлевич Корейша, Семен Митрич, Митюша Козельский, схимница Макария, мирянки Матрона Московская, Пелагея Рязанская. Старцами стали становиться даже епископы: Тихон Задонский, Антоний Воронежский, Андрей (кн. Ухтомский), Варнава (Беляев), Иоанн (Максимович), Геннадий (Секач). Феофан (Говоров) Затворник руководил мирянам через письменные наставления.
Скажем прямо, белым священникам более пристойно отвечать на вопрошания мирян, тем более в делах житейских и бытовых. Но в каком контексте эти ответы даются? Какую тенденцию выражают? Одно дело, когда духовный отец советует или не советует своему духовному чаду ехать на курорт, и другое дело, когда говорит незнакомому человеку из толпы: «Продай дом и купи велосипед».
Появление нового «старчества» привело к возникновению целой плеяды лжеучений, касающихся наставнической и духовнической деятельности. Если древние старцы-иноки обучали новоначальных той науке, которую сами прошли и уразумели, то новые старцы должны были отвечать на самые разные, иногда совсем посторонние вопросы и запросы. Беседы, которые проводили со старцами богомольцы, зачастую не касались не только иноческой, но и даже духовной сферы. В литературе, посвященной Оптинским старцам, описано множество случаев, когда старцы своими советами помогали осуществить выгодные бизнес-проекты. Биографы старца Амвросия (Гренкова) отмечают: «К Амвросию обращались купцы, прося советов и указаний по своим торговым делам. Помещикам он рекомендовал управляющих имениями... Он указывал, как лучше распорядиться капиталами или недвижимой собственностью, как вести хозяйство в обителях, как направить дело в суде…». Известный писатель Сергий Нилус неоднократно упоминает о предпринимательских консультациях у старцев: «Меняй, – говорит о. Егор, – землю на иную, если найдешь лучше, а о заводских лавках забудь и думать на два года. Нынче стоит завод, а что-то еще через два года с заводом будет!» (Нилус С. «Отец Егор Чекряковский». Почаевская лавра, 2002. С. 20). С. Нилус и сам преуспел в бизнесе за счет старческого менеджмента. Многие авторы с умилением описывают, как Амвросий (Гренков) «учил» баб «правильно» выкармливать гусей, чтоб не дохли, квасить капусту…
Один помещик спрашивал старца Амвросия, сколько окон должно быть на фасаде его строящегося нового дома – не дай Бог, больше или меньше, чем «должно быть».
Ясно, что ни иеросхимонах Амвросий (Гренков), ни прочие «старцы» не обладали как правило достаточными экономическими, юридическими, политическими, ветеринарными, агрономическими и прочими познаниями, чтобы давать советы по вопросам такого рода. А потому главной чертой новых старцев стал не аскетическо-духовный опыт и уразумение Писаний, а обладание даром «пророчества» и «прозорливости», с помощью которых они могли ответить на вопросы, о которых не имели понятия. Чудесные «дары Духа» и непрерывное их источение стало обязательным признаком нового «старчества». Старец становится не простым иноческим наставником, но голосом свыше, посредником, изрекающим Божию волю. Дореволюционный исследователь Оптинского старчества И. М. Концевич отмечает: «Найдя истинного, благодатного старца и подчинившись ему, ученик должен уже беспрекословно повиноваться во всем старцу, через последнего открывается непосредственно воля Божия. То же самое вопрошать старца ни для кого не обязательно, но, спросив совета или указания, надо непременно следовать ему, потому что всякое уклонение от явного указания Божия через старца влечет за собой наказание» (И. М. Концевич. Из книги «Оптина пустынь и ее время»). Ему вторят современные авторы: «Старец — это носитель «ума Христова», выразитель внутренней силы Церкви, как апостолы и мученики, вместитель не только сердечного опыта, но и сверхъестественных даров: различения духов, прозорливости, врачевания» (Дар ученичества). Некоторые доводят эту мысль почти до полного отождествления старца с Господом: «В своем пророческом служении, которое всецело вдохновляется Богом, старец сообщает ученику божественную волю. …Как посредник в сообщении божественной воли, старец считается продолжателем дела Самого Христа и причитается к лику пророков наравне с Моисеем (ср. Исх. 4:13)» (Иеродиакон Николай (Сахаров).
В перечисленных выше положениях кроется сразу несколько ересей, противоречащих учению Святых Отец. Во-первых, «старец» заслоняет Самого Бога, отождествляется с Самим Христом, становится личным, приватным пророком. Учение о старце как об «уме Христовом» тождественно католическому учению о римском первосвященнике как о «викарии (заместителе) Христа», ибо Папа – «это Исус Христос, скрытый под покровом и продолжающий чрез посредство человеческого органа свое общественное служение среди людей» (Епископ Буго (Bougart) «Церковь» 1922. Цит. по: Зноско-Боровский Митрофан. «Православие, Римо-Католичество, Протестантизм и Сектатнтство». Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991. С. 36). Во-вторых, главнейшей чертой новообрядного старчества становится не кропотливое духовное делание, а обладание сверхъестественными способностями. Все они необходимы для удовлетворения самых разнообразных интересов приходящих к старцу – от исцелений до бизнес-прогнозов. Исследователь этого явления священник Владимир Соколов отмечает: «Они(старцы – прим. авт.) всегда ощущают себя харизматиками и духовидцами, стяжавшими высокие духовные дары. Они говорят с характерным пророческим пафосом… Из-за этой ложной уверенности в дарованном им свыше источнике знаний они совершенно равнодушны к знанию традиционному. Поэтому они не считают нужным изучать православную традицию, им кажется, что они приобщаются к ней изнутри. Им всегда требуется какое-либо подтверждение их харизматичности – они всегда находятся в поиске знаков, в ожидании чудес и знамений, свидетельствующих о правоте их поступков» (Соколов В., священник. «Младостарчество и православная традиция». М., 2005. С. 69.). По мнению некоторых новообрядцев, без старчества, оказывается, уже становится и невозможно действие благодати Святаго Духа: «Старчество – это особое служение Богу и людям, добровольная жертва, без которой невозможно стяжать благодать Святаго Духа» (Тарасова Т. «Избави мя от клеветы человеческия...» // Русский Вестник, 19.12.2003). Требование сверхъестественных способностей вкупе с провозглашением особого служения для стяжания Святого Духа формируют еретическую мысль о недостаточности и неполноценности церковных форм богопочитания. Эта ересь противоречит православному учению о том, что благодать Святаго Духа передается человеку через участие в таинствах и священнодействиях, то есть в церковных и личных взаимоотношениях человека с Богом. О сопричастности человеческой воли благой и святой воле Божией есть достаточно разработанное церковное учение, и отступление от него можно рассматривать как уклон, пусть даже и стихийный, в сторону «единовольничества» (монофелитской ереси).
Ч
Часть вторая
Важным выражением этой ереси является обильное «литургическое творчество» новообрядных старцев. Выходя за рамки церковных уставов, старцы без всякого сомнения реформируют старые священнодействия и вводят новые, неизвестные доселе «чины» и «обряды». Этим самым они прямо указывают пастве, что участие в церковных таинствах не дает человеку полноты спасения, а получение «благодати», духовного и телесного исцеления, пророчеств, лицезрение «чудес» и «знамений» возможно только через особые, необычные, изобретенные самими старцами формы богослужения. Литургические изобретения старцев весьма разнообразны. Так, о. Георгий Чекряковский освящал литургическим копием воду и вводил разнообразные маслопомазывания.
Священник Иоанн Сергиев (Кронштадтский) ввел в употребление массовую исповедь. В ходе этого таинства набившиеся в храм люди выкрикивали свои подлинные и мнимые грехи, доводя друг друга до экстатического состояния. Он же составил особую молитву Богородице, в которой просил об умерщвлении графа Льва Толстого.
Старец-мирянин Иван Яковлевич Корейша «благословлял» табачок, старица Матрона Московская «освящала» воду. Серафиму Саровскому приписывается изобретение чина хождения по «Богородичной канавке» и освящение «благодатных» сухарей в «серафимовом» горшочке.
Современные старцы еще больше преуспели в этом творчестве. Так, схимонахиня Антония разработала чин крещения убиенных во чреве младенцев. (Соколов В. священник. «Младостарчество и православная традиция». М., 2005. с. 237). Известны «чины» избиения крещаемых младенцев «освященными» вениками и четками (там же, с. 241). Схимник Феодосий исцеляет от страсти винопития через особые молитвы над вином и водкой. (Берестов Анатолий, иеромонах, Печерская Алевтина «Православные колдуны» – кто они? М. «Новая книга», «Ковчег»; 1998, с. 125 - 126.) Большую популярность приобрели разного рода «отчитки» – психодуховные сеансы экзорцизма. В Казанском монастыре Ивановской епархии старец игумен Викентий (Кривошеев) помазует маслом половые органы отроковиц и детей для «исцеления от блудного греха». Известны старцы, исцеляющие с помощью полового сношения.
Некто именующийся «старцем» Таврион (Батозский), кстати, будучи одним из последних архимандритов и настоятелей (1957-58 гг.) известной Глинской пустыни, приложивший руку к отмене древних иноческих и литургических обычаев, заведенных ещё при прославившем её в начале ХIХ века Филарете Глинском, более традиционном представителе «старчества», и во время хрущевских гонений – к закрытию обители, практиковал множество нововведенных кощунств: например, удаление из алтаря запрестольного Креста, причастие без поста, а то и без исповеди, и не натощак, и даже служение литургии без антиминса и престола «на груди у исповедника», что смахивает на «чёрную мессу» или, в лучшем случае, на гомоэротическое шоу.
Изобретения старцев столь многочисленны, что их невозможно перечислить и исследовать в данной статье. Для изучения этих «литургических» нововведений, а также ересей, стоящих за ними, требуется отдельное научное исследование. Одни только «таинства» и «учения», придуманные (или якобы придуманные) Серафимом Саровским, ждут специализированных научных изысканий. Среди них ряд мариологических еретических практик, связанных с культом Богородицы и ныне прижившихся в практике разных новообрядных церквей (учения о серафической, богородичной святости, т. е. «стяжания» Святого Духа лишь через Богородицу), ряд эсхатологических ересей (о воскресении Серафима Саровского, о богородичной канавке, которую, де, не сможет перейти антихрист), учение об особом стяжании Святого Духа, «православный» фетишизм, связанный с культом серафимовых сухариков и приготовлении еды на богоявленской воде Великого освящения, и многое другое.
Жития некоторых «старцев» и «стариц», например, Феодосия Кавказского или Матроны Московской изобилуют историческими несообразностями и нелепостями. Но есть и более зловещие моменты: Матронушка не могла носить нательный крестик на груди, к схимнице Макарии прилетала «чёрная богородица» и т.п.
Тем не менее, совершенно ясно, что эти новины или, лучше сказать, диковины не имеют никакого отношения к православной традиции. Иные изобретения старцев смешны и нелепы, другие кощунственны, третьи просто опасны для психического и телесного здоровья. По оценкам многих специалистов, сегодня «старцы» являют собой мощнейшую оккультную группу, под воздействием которой происходит необратимая и злокачественнная мутация новообрядчества. Один из новообрядческих ученых предупреждает: «Фактически они образуют свою «экклезию» со своими «истинными» таинствами. Это настоящие тоталитарные секты со всеми их характерными признаками… Раньше эти процессы были локальными…, но в последние годы они принимают массовый характер, происходит «метастазирование» всего организма…Вскоре на почве церковной жизни нас ожидает появление неких анклавов монастырей или замкнутых приходов, со своей независимой, не связанной с Церковью жизнью, со своей догматической аскетической и канонической традицией». (Соколов В. священник. «Младостарчество и православная традиция». М., 2005, с. 246, 248-249).
Сегодня в новообрядческой церкви иногда указывают, что большинство современных старцев – не настоящие старцы. А современное старчество часто называют младостарчеством. Некоторые новообрядческие авторы полагают, что младостарчество не имеет никакого отношения к «старчеству» XIX – начала XX веков. Однако при внимательному рассмотрении этого феномена нельзя найти существенные различия между ними, и обвинения, высказываемые в современной прессе против младостарцев, повторяют обвинения, высказанные в дореволюционный период в адрес старцев. Кстати, в критике дореволюционного старчества отметились некоторые известные деятели Синодальной Церкви и, прежде всего, Игнатий (Брянчанинов), открытым текстом писавший, что современные «учителя и старцы», как правило, «не подобны древним». Он же советовал доверять более Святоотеческой литературе, особенно аскетическим книгам, нежели новоявленным «учителям». Дореволюционное и современное старчество объединяют самые характерные черты этого явления, а именно: существование старчества вне иноческой традиции, гипертрофированная харизматика, отступление от канонических правил и православных традиций, самочинное литургическое творчество, духовный деспотизм, вмешательство в бытовые стороны жизни паствы, факты использования «старческого» авторитета для реализации сексуальных и иных пристрастий. Об этих сторонах старчества более чем достаточно говорилось и в дореволюционной прессе, не исключая официальную новообрядческую публицистику. Дореволюционный исследователь и апологет Оптинского старчества профессор кафедры нравственного богословия Киевской духовной академии В. Экземплярский, например, не раз отмечал: «Нельзя закрывать глаза на тот опасный уклон, который теперь очень нередко принимает старческое руководство в отношении мирян, обращающихся к старцу за разрешением всевозможных вопросов своей жизни и своего быта. Соблазн такого расширения сферы своего влияния, как показывает опыт наших дней, очень велик даже для достойнейших старцев. Но такой выход за границы собственно духовно-религиозной жизни не имеет никакого оправдания во вселенских традициях старческого устроения и едва ли в каком-либо отношении может оказаться полезным для Церкви». (Экземплярский В. И. Доклад о старчестве. 1917. Киевское Религиозно-просветительское общество).
О том, что Оптинские и прочие дореволюционные старцы занимались предпринимательскими прогнозами и консультациями, уже говорилось выше. Тем же самым занимаются и современные старцы: «К старцу, относятся, грубо говоря, как к гадалке: где сейчас мой сын, он давно пропал из дому; менять ли мне эту квартиру на другую, на какую именно и какого числа; поступать ли мне в торговый колледж или педагогический институт». (Хоружий С. С. «Феномен русского старчества». //Церковь и время. 2002. № 4 (21), с. 217).
Дореволюционное «старчество» и современное «младостарчество» имеют схожие политико-эсхаталогические взгляды, выражающиеся в том числе и в антииерархическом протесте. Достаточно вспомнить приписываемые Серафиму Саровскому высказывания о безумстве будущих архиереев: «Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи Земли Русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения Православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, царствия небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от меня». (Настольная книга для священнослужителей. Москва, 1979, с. 601-602.)
А вот что говорила известная старица XX века Пелагея Рязанская: «Нынешнее священство - всем бедам беда… К пришествию антихриста христиане из-за священников не будут понимать истинного Христова учения… Первосвященники при помощи помещиков свергли царя. За это их постигло кровь, мучения, смерть. Их судьба за гробом - огонь вечный. Скажете: Неправда?! Да, правда! Священство долго рубило тот сук, на котором сидело, и поэтому, великое множество духовенства приняли страшные мучения, и, несмотря на мученическую кончину, отправились в ад!» (Воспоминания раба Божия Петра записал и составил К.В.П. 1996, Крестовоздвижение. Журнал «Жизнь вечная» № 18. 1996 г.).
Ч
Часть третья
Есть мнение, что, осуждая современное «младостарчество», священноначалие РПЦ МП, может быть даже и невольно, поставило под вопрос святость «старчества» в принципе, т.к. совершенно очевидно, что «младостарцы» в той или иной мере подражали и подражают прежде бывшим «старцам». Даже если в этом утверждении и содержится доля истины, всё равно, нельзя истребить сорняк, не исторгнув его с корнем.
К тому же официальный культ «старцев» и «стариц», в их числе и столь одиозных, как Матронушка, «обеляет» явление в целом.
Новые «старцы» не придерживались и не придерживаются никаких правил, некогда обязательных для каждого древнего наставника. Так некоторые оптинские «старцы», в их числе и Амвросий (Гренков), свое иноческое правило поручали читать келейникам. В услужении у иных иночествующих «старцев» в виде келейниц и домработниц появилось большое количество женщин. И это при том, что по древним правилам инок вообще не должен лицезреть женщин, а схимники или схимницы отождествляются с «живыми мертвецами», не имеющими возможности даже служить службу, не говоря уже об общественной деятельности или занятиях домашним хозяйством у лиц противоположного пола. В этом отношении опять отличился Амвросий (Гренков), не вылезавший из женского Шамординского монастыря, что начало смущать даже местного, Калужского епархиального архиерея.
Стоит ли говорить, что курение является грехом для православного человека, в том числе и мирянина, не говоря уже об иночестве. Как известно, старец Макарий Оптинский курил трубку. Курил и начальник монастырской тюрьмы в Суздале ныне канонизированный РПЦ МП еп. Серафим (Чичагов), обогативший литературу о Серафиме Саровском множеством новых, доселе неизвестных подробностей, которые даже нынешними новообрядными исследователями признаны по большей части недостоверными.
Запрещено православным инокам и музицировать. Тот же Макарий любил играть на скрипке. Сохранилась фотография старца еп. Николы (Велимировича) с дудкой в руках:
В отличие от древних, иные современные старцы являются собирателями больших денежных сумм и богатых состояний. Апологеты новообрядчества даже подчеркивают, что финансовое и материальное богатство нисколько не мешает современным «старцам» заниматься своей «прямой» деятельностью. Так один из современных почитателей Иоанна Кронштадского восклицает: «У праведного Иоанна Кроншадтского был собственный пароход, каждый день почитатели предлагали ему за столом белу рыбицу и драгоценные французские вина, шили для него шелковые рясы, и что душа его «угобзилась» от мирского благосостояния, обнищала в роскошестве и неге?» (Кононов Андрей, иерей Христос и собачка // Проповеди // Православие.Ru Христос и собачка // Проповеди // Православие.Ru). Старец Амвросий Оптинский основав Шамординскую женскую обитель, занялся активным приобретением богатой недвижимости. О том, как старцы скапливали богатства в подобных монастырях, можно узнать из книги «Историческое описание Козельской Оптиной пустыни» (1902 г.). В 1889 г. кредитные расходы по делам старца составили 120 тыс. рублей. Амвросий приобрел для Шамординской обители заливные луга в Калужской губернии, усадьбу в 240 десятин в Тульской губернии, усадьбу в тысячу десятин чернозема в Курской. В тульское имение он назначил управляющим, как сказано в «Историческом описании...», своего внука. Неприкосновенный денежный капитал шамординских монахинь, постриженных Амвросием, составлял к 1895 г. 150540 рублей. Кстати, сам старец Амвросий в этот период уже не обитал в Оптиной пустыни. Для него были обустроены апартаменты в Шамординском женском монастыре. Воздерживаясь от нравственной оценки финансовой деятельности новообрядных старцев, тем не менее, можно отметить, что подобный образ жизни, конечно, не был присущ древлеправославному иноческому старчеству.
Отношения между старцами были подчас далеки от христианских любви и мира, например, оптинский старец Иосиф, преемник Амвросия Оптинского, принял участие в травле архимандрита Варсонофия (Плиханкова), также имеющего репутацию старца, организованной епископом Серафимом (Чичаговым). Варсонофий, бывший армейский офицер, оказался в этой компании лицом случайным. Еп. Феофана (Быстрова) «подсидел», добившись удаления его от двора, «старец» Григорий Новых (Распутин), коего тот в свое время сам свёл с царской семьёй.
Некоторые «старцы»: о. Иоанн Кронштадский, Григорий Распутин, о. Димитрий Дудко отличались крайней политизированностью.
Надо признать, что отдельные из так называемых «старцев», например, о. Сергий Мечов, не вызывают того отторжения, что другие, но в целом, в контексте учения о «старчестве», «старчества» как духовного явления, это ничего не меняет.
Учение о «старчестве», распространившееся в современном новообрядчестве повлияла и на семантику славянского слова старец. В древнерусской Церкви термины «старец» или «старица» относился к любому пожилому иноку. В монастырях была категория иноков имевших наименования «соборных старцев», которые составляли орган соборного управления монастырем: «Двойная система управления посредством игумена и соборных старцев создавал равновесие в монастыре: с одной стороны, устанавливалось единоначалие, с другой - сохранялся основной принцип церковной жизни - соборность". (Романенко Е. В. Повседневная жизнь русского монастыря средневекового монастыря. М.: Мол. гвардия, 2002. С. 102).
Сегодня же термин «старец» имеет совсем иной смысл. «Старец» – это уже не старший и даже не старый. Это слово стало сродни таким выражениям как «прозорливец», «чудотворец», «пророк», а в среде малоцерковных людей – «гуру», «волшебник», «маг», «кудесник». Такая смысловая нагрузка несомненно зиждется на еретическом учении о «старчестве» с его требованием чудес, пророчеств и знамений, с одной стороны, и с гуруизмом, тотальном послушании без рассуждения, духовном деспотизме, разрыве с исторической православной традицией – с другой.
К Старой вере подавляющее большинство «старцев», за весьма немногими, редкими исключениями (в свое время автора этих строк удивило сравнительно благожелательное отношение к Староверию о. Н. Гурьянова), относилось и относится крайне отрицательно. Что и не удивительно, т.к. старчество как феномен, историческое и духовное явление, не имеет непосредственного отношения к Старой вере Святой Руси. Современное «старчество» стало подлинным антиподом старчества древнего. Чего, впрочем, и следовало ожидать. Как сказал преподобный Викентий Лиринский, когда чуждое примешивается к своему, а непотребное к святому, то вскоре уже ничего не остается не испорченного и не растленного.
Комментарии
Отправить комментарий