Митрополит Нестор (Анисимов). Записки православного миссионера: о создании Камчатского Братства

Митрополит Нестор (Анисимов)

ЗАПИСКИ ПРАВОСЛАВНОГО МИССИОНЕРА

(отрывок)

У ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА

... Спустя некоторое время ко мне явился незнакомый гвардейский офицер, как я впоследствии узнал, флигель-адъютант личной канцелярии Его Величества. С изысканной любезностью придворного служаки он вручил мне пакет от управляющего императорской канцелярией, генерала Мосолова. В пакете было извещение о том, что Государь Император приглашает меня в Царское Село для заслушивания моего сообщения о камчатской пастырской деятельности. Но предварительно для инструктирования я должен был прибыть к генералу Мосолову.

И вот я, всего лишь достигший 25-летнего возраста, в скромном монашеском одеянии, неискушенный в тонкостях придворного этикета, предстал пред статным, с бравой гвардейской выправкой и изысканными манера­ми царедворцем в орденах и лентах.

- Вам будет вручен пригласительный билет, - объяснил мне генерал Мосолов, - но предупреждаю вас, что в разговоре с Его Величеством надо быть простым, говорить без высокопарности и, главное, соблюдая придворный этикет, не задавать Государю Императору никаких вопросов.

Наконец - это было Великим постом - я получил пригласительный билет. В нем были указаны маршрут и время отправления поезда, которым я должен был следовать в Царское Село. Кроме того, было указано, что у Царскосельского вокзала меня будет ожидать придворный экипаж.

С вполне понятным волнением я готовился к аудиенции у монарха величайшей в мире Империи. Не зная еще какой оборот примет предстоящая беседа, я решил во что бы то ни стало просить царя оказать высокое покровительство в скорейшем утверждении Святейшим Синодом устава Камчатского благотворительного братства. Я думал, как мне лучше, без нарушения придворного этикета, убедительно, ярко обрисовать жалкое прозябание и постепенное вымирание камчатского населения. Предстояло дать понять царю, что мне одному, скромному священнослужителю, не по силам облегчить участь камчатского населения, поэтому, по благословению архиепископа Евсевия, следовало бы организовать Камчатское благотворительное братство.

По прибытии на Царскосельский вокзал ко мне подошли два дворцовых человека в красном придворном одеянии, специально посланные, чтобы встретить меня. Они спросили:

- Вы будете камчатский иеромонах Нестор?

Получив утвердительный ответ, они взяли меня под руки и повели к карете. Это несколько смутило меня, довольно молодого, и я возразил:

- Благодарю вас... Я сам... Ведь я не старик... не поддерживайте меня под руки.

Оба они молча улыбнулись. Один из них нес мой портфель с проектом устава Камчатского братства и модели орденских знаков.

Когда меня бережно усадили в карету с накладными сверкающими позолотой гербами, пара великолепных лошадей в роскошной упряжи помчалась по благоустроенной дороге, ведущей к царскому дворцу. Карета подкатила к крыльцу, с него сошел в парадной форме дежурный генерал. Он проводил меня в апартаменты, сообщив:

- Сейчас вас примут Их Величества.

Действительно, не прошло и пяти минут, как дежурный генерал в сопровождении придворных скороходов, одетых также весьма пышно, провел меня в царский кабинет. Я увидел возле большого письменного стола Императора в скромной полковничьей форме. Рядом с ним также в довольно скромном одеянии стояла Императрица Александра Феодоровна.

Помолившись на образ Спасителя, стоявший в углу кабинета, я затем глубоким поклоном приветствовал венценосных супругов. Государь улыбнулся и ласково произнес:

- Здравствуйте, отец Нестор! О вас и о вашем прибытии с Камчатки в Петербург я имел сведения из Государственной думы. Я хотел бы опять видеть вас работающим на благо камчатского населения... Чем бы я мог быть вам полезен?

С этими словами Государь сложил ладони рук и попросил меня:

- Благословите, отец Нестор!

Получив благословение, он поцеловал мою, а я его руку. Таким же образом произошло мое знакомство с царицей.

- Расскажите, отец Нестор, о Камчатке, о нуждах ее населения, - негромко предложил мне Николай II, и в его голосе я почувствовал любознательность человека, заинтересовавшегося вдруг местами и людьми, доселе ему незнакомыми и неведомыми.

- Впрочем, - продолжил он, - когда я еще был наследником престола и совершал поездку по Дальнему Востоку, мне в числе многочисленных делегаций были представлены во Владивостоке камчадалы и коряки.

Дав этими словами направление нашему разговору, Император с Императрицей внимательно слушали мой рассказ о трудностях, встречавшихся в моей пастырско-миссионерской деятельности на далекой Камчатке. Попутно я рассказал им о несметных природных богатствах Камчатского края, о жалком, полном материальных и духовных лишений прозябании ее обитателей. Затем я перешел к вопросу о задуманном мною Камчатском благотворительном братстве во имя Всемилостивейшего Спаса, кратко изложив содержание устава, вручив Государю его проект, и наконец раскрыл футляр с велико­лепно исполненными образцами орденских знаков, а также развернул цветной рисунок с их эскизами.

Государь взял орденский знак 2-й степени, приложил к груди и вслух высказал восхищение, а об уставе сказал:

- Основательный устав и весьма ценный для оказания широкой помощи населению края.

При виде некоторого замешательства с моей стороны царь обратился ко мне с вопросом:

- А кто должен утверждать устав? Вероятно, Святейший Синод?

- Да, Ваше Величество, - ответил я, - Святейший Синод должен был бы утверждать, но неприветливый прием, оказанный мне обер-прокурором Лукьяновым и его предвзятость привели к тому, что устав даже не рассматривался на заседании Синода. Мне же было приказано возвращаться на Камчатку по той причине, что вопрос о создании братства касается Приморской епархии, хотя в проекте устава предусмотрено создание филиалов этого благотворительного братства в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове и других городах Российской империи. И это, следовательно, не епархиальное, а всероссийского масштаба общество, устав которого утверждается Синодом.

Государь между тем, рассматривая орденские знаки и приложенные к ним художественно исполненные эскизы, сказал:

- Очень красивые, но ведь это обычная орденская звезда, принятая у нас. Лучше несколько видоизменим ее.

При этих словах Николай II взял со стола сине-красный карандаш, зачеркнул им на эскизе некоторые звезды и провел замкнутую линию. Получился гофрированный крест с вогнутыми краями.

- Нравится вам, отец Нестор, такой орден? - спро­сил Император, не выпуская карандаш из рук.

- Даже очень нравится! - воскликнул я и неожиданно для себя, вопреки придворному этикету, спросил:

- Ваше Величество, не разрешите ли вы будущему Камчатскому благотворительному братству дать покровителя в лице наследника, цесаревича Алексия Николаевича? Ведь на отдаленной Камчатке живут чистые сердцем дети природы, и покровительство вашего августейшего сына облегчит их участь.

Государь обернулся к царице и, указывая на нее обеими руками, сказал, улыбаясь:

- Как мать!

Поклонившись Императрице, я повторил свою просьбу.

И царица со сдержанной улыбкой ответила:

- О да, я согласна, очень рада, что мой сын... любимый сын будет покровителем Камчатского братства... Это очень хорошо!

При виде моей неописуемой радости Государь сказал:

- Но, отец Нестор, имейте в виду, что наследник цесаревич сможет стать покровителем Камчатского братства только в будущем году, когда ему исполнится 7 лет и наступит его духовное совершеннолетие. И вы, отец Нестор, обязательно приезжайте на будущий год к нам с Камчатки к цесаревичу как к покровителю создаваемого вами братства.

С этими словами Николай II опять взял цветной карандаш и снова занялся видоизменением эскиза орденского знака 1-й степени. После мгновенного раздумья он изобразил на верхней части эскизного креста синим карандашом кружок с буквой "А" и вопросительно взглянул на меня. Я понял, что буква "А" означает имя наследника - Алексий.

Тем не менее на царский вопрос я ответил не сразу. Задумался. Ведь, признаться, мне не вполне понравилась поправка. Тем временем царь дал мне карандаш, и я на остальных трех эскизах изобразил эмблемы: "Н", "А", "М" (что должно было обозначать имена остальных членов царской фамилии: Николай - Император, Александра - Императрица и Мария - вдовствующая Императрица).

- Видите, - продолжал Государь, - получилось красиво, симметрично... Так ведь будет хорошо? Я эти ордена утверждаю.

Мне осталось только благодарить.

После небольшой паузы Государь, как бы что-то вспомнив, спросил меня:

- Отец Нестор, вероятно, у вас большие разъезды и большие расходы?

Я ответил, что получаю всего лишь 40 рублей в месяц, а за каждую подводу при каждой поездке необходимо платить по 6 копеек с версты. А мне приходится брать пять собачьих подвод. Поэтому вся надежда на будущее Камчатское братство.

- Вы ведь знаете, отец Нестор, - с горькой усмешкой сказал царь, - как поступают люди? С глаз долой и из сердца вон. Сначала вас, возможно, выслушают, много наобещают, а потом забудут. Поэтому приезжайте периодически к нам в Петербург. Обязательно приезжайте и здесь с нами решайте все наболевшие вопросы.

Я высказал сожаление по поводу того, что дальнейшие поездки для меня будут весьма обременительны.

- Не беспокойтесь, - успокоил меня Государь, - я распоряжусь о том, чтобы министр путей сообщения Рухлов обеспечил вас постоянным бесплатным билетом по всем дорогам Российской Империи.

ОТКАЗ СИНОДА

После приема в Царскосельском дворце я возвращался в Александро-Невскую Лавру будто в радостном сне. Кругом меня шумела нарядная столица, сверкали лаки­рованные экипажи, звонко дребезжали трамваи, раздавался цокот копыт рысаков, проносивших в пролетках нарядных петербуржцев. В сизом сумраке угасающего дня расплывчато вырисовывались громады красивых и богатых домов, колонны и башни дворцов, купола храмов. А перед моим мысленным взором неотступно стояла угрюмо-пустынная Камчатка с ее убогим бытом и полу­дикими туземцами.

В этот же день я счел необходимым сообщить обо всем произошедшем при моем посещении царского дворца митрополиту Антонию. Владыка внимательно выслушал меня и со вздохом облегчения произнес:

- Ну вот и слава Богу! Видите, отец Нестор, какой вы счастливый, как все хорошо получилось. Вас, скромного иеромонаха, принял в своих царских чертогах хо­зяин Земли Русской и обещал удовлетворить все ваши камчатские нужды. Но, отец Нестор, не забывайте о том, что задуманного вами братства еще нет. Поэтому вам надо пойти к обер-прокурору Лукьянову и добиться обсуждения, а главное, утверждения устава Камчатского братства на ближайшем заседании Святейшего Синода. Тем более что орденские знаки уже одобрены Государем.

Вскоре после этого разговора в одной из влиятельней­ших столичных газет "Новое время" была помещена ин­формация от канцелярии двора Его Величества о том, что в Царскосельском дворце был принят Государем Им­ператором иеромонах Нестор, прибывший с Камчатки. Это сообщение меня обнадежило, и я больше не сомневался в успехе своего начинания. А первоприсутствующий митро­полит Антоний пообещал на очередном заседании Святей­шего Синода поставить на повестку дня обсуждение проекта устава Камчатского благотворительного братства.

В назначенный для этого день я уже с утра находился в синодальном здании. Обер-прокурор Лукьянов, в силу непонятных мне причин, с видом оскорбленного вельмо­жи при виде меня надменно закричал:

- Запомните, что никакого Камчатского братства не будет! Можете сейчас же уезжать на Камчатку!

Тем не менее, когда началось заседание Святейшего Синода, я, взволнованный, ходил взад и вперед в вести­бюле на верхнем этаже синодального здания.

Когда заседание закончилось, навстречу мне вышел митрополит Антоний вместе с благожелательно отнес­шимся ко мне членом Святейшего Синода, виленским архиепископом Никандром. Оба они предварительно знакомились с проектом устава братства и с одобрением отозвались о нем, утверждая, что подобный по широте и размаху устав благотворительной организации они встре­тили впервые. Подойдя к ним, здесь же в вестибюле, под благословение, я вопросительно взглянул на митропо­лита Антония, ожидая услышать от него долгожданную радостную весть об утверждении устава, но Владыка с оттенком раздражения в голосе сказал негромко:

- Ничего не вышло... Поезжайте обратно на Камчатку!.. Послужите-ка там еще лет... сорок!..

Он не закончил своей горько-иронической мысли, и ее как бы закончил с откровенной беспощадностью Владыка Никандр:

- Ну и посмеялись, отец Нестор, на заседании Синода над вашим Камчатским братством!..

Не щадящее моего самолюбия высказывание глубоко потрясло меня. Я пошатнулся и упал на каменный пол вестибюля, потеряв сознание. Я сильно ушиб голову. Когда меня привели в сознание, я лежал на. диване в какой-то незнакомой комнатке синодального здания, огороженной ширмой. В ногах у меня сидел обер-прокурор Лукьянов. Вблизи него за столиком я заметил доктора в белом халате, наливающего из склянки в стаканчик лекарство. Голова моя была забинтована. На столике среди лекарств стояла большая тарелка с супом. Едва я осмотрелся, силясь осознать, что здесь происходит, как раздался безразличный, с некоторым оттенком раздра­жения голос обратившегося ко мне Лукьянова:

- Вот видите, отец Нестор, до чего вы голоден, слаб и падаете в обморок от истощения. Ешьте сейчас же этот суп! Подкрепляйтесь!

Нервы мои, вследствие тяжелых переживаний по­следних дней. были взвинчены до того, что я совершенно неожиданно для себя громко закричал:

- Я приехал в Петербург, в Священный Синод с далекой Камчатки не суп есть, а хлопотать об утвер­ждении устава братства!

Лукьянов сердито скользнул по мне взглядом и с подчеркнутой суровостью ответил:

- Это дерзость!

И с этими словами встал, вызвал синодального де­журного чиновника, приказав ему:

- Отец Нестор должен здесь ночевать. Никуда его не пускайте. Он истощен, кормите его супом.

На мои попытки возражать, а также уйти в Лавру Лукьянов не обратил внимания. Взглянув строго на доктора, он сказал:

- А вы оказывайте ему медицинскую помощь. Укрепляйте его организм.

В это время за ширмой раздался незнакомый мне голос:

- Где здесь отец Нестор, монах с Камчатки? Лукьянов насторожился, взял из рук вошедшего незапечатанный конверт, извлек из него карточку, прочел и сказал:

- Вот видите, вы больной, слабый, а вас на пятницу приглашают в Аничков дворец на прием к вдовствующей Государыне Императрице Марии Феодоровне. Но, повторяю, вам надо оставаться в постели! Вам нельзя ехать! Здесь указан номер телефона и надо уведомить, что вы по болезни не будете.

Я возразил и взял из рук Лукьянова пакет.

В АНИЧКОВОМ ДВОРЦЕ

В пятницу на шестой неделе Великого поста, еще не оправившись полностью от ушиба, я, по приглашению вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, направился на прием в ее резиденцию - Аничков дворец в Петербурге. Там меня встретил приветливый и обходи­тельный старик-генерал, еще довольно бравый и элеган­тный князь Шервашидзе. Вместе с ним я поднялся на второй этаж, и в огромном роскошном зале мы сели в ожидании приема.

Мимо меня прошли во внутренние апартаменты двенадцать фрейлин с шифрами*, недавно окончив­шие Петербургский институт. Они шли на прием. Это продолжалось недолго, и вскоре генерал Шервашидзе объявил о том, что мне можно зайти в кабинет Госу­дарыни.

Скороход открыл дверь, и я увидел стоящую посреди кабинета немолодую женщину невысокого роста, в чер­ном бархатном платье, с прической барашком. На мое приветствие Мария Феодоровна ответила грубоватым контральто:

- Здравствуйте, отец Нестор! Мой сын очарован вами. Он в восторге от вашей пастырско-миссионерской деятельности.

Я растерялся, напрягал усилия, собираясь с мысля­ми, не понимая, о каком именно сыне идет речь. Она поняла мое замешательство и пояснила:

- Мой сын - Николай II.

Усадив меня в кресло, Мария Феодоровна начала расспрашивать меня о жизни и деятельности на Камчатке, попутно интересуясь встречающимися нуждами и труд­ностями. Она признала важность и необходимость создания Камчатского братства. Ей понравилось, что покровителем его будет ее внук - престолонаследник Алексий.

- Вот почему мне так хотелось увидеть вас, отец Нестор, и поговорить с вами. Может быть, я смогу быть вам чем-нибудь полезной, - полувопросом закончила она.

Я медлил с ответом, думая про себя о том, что "жалует царь, да не милует псарь", но, не решаясь высказать вслух столь резкую мысль, ответил:

- Очень жаль, что обер-прокурор Лукьянов упорно не желает даже ознакомиться с проектом устава и не хочет ставить его на утверждение Синодом.

- Ай-ай-ай, - воскликнула с сожалением Мария Феодоровна и, участливо рассматривая меня, спросила:

- Почему у вас, отец Нестор, такой бледный вид? В некотором замешательстве я объяснил ей:

- У меня на голове опухоль. Дело в том, что я упал на каменный пол в Синоде при известии об отклонении проекта устава Камчатского братства, потеряв сознание.

- Как это ужасно! - испуганно округлила глаза Мария Феодоровна. - Как же так! Мне Император рас­сказал, что у вас будет покровителем мой внук и что Государь утвердил ордена братства.

А когда я рассказал ей эпизод с тарелкой супа, предложенной мне обер-прокурором Святейшего Синода Лукьяновым, она произнесла, сочувственно улыбаясь:

- Это было бы смешно, если бы не было так грустно! 

Мария Феодоровна задумалась и сказала:

- Вот что, отец Нестор, я вас оставлю на некоторое время. Побудьте одни.

С этими словами она ушла во внутренние покои дворца. Прошло не менее получаса, пока открылась дверь и вернувшаяся Мария Феодоровна сказала на ходу:

- Отец Нестор, поздравляю вас! Теперь у вас есть Камчатское братство, у вас есть покровитель - цеса­ревич Алексий. В этот момент у Императора с докладом находится обер-прокурор Лукьянов. Я говорила со своим сыном по телефону и узнала, что на заданный Государем вопрос о Камчатке, о количестве находящихся там церк­вей, их состоянии, а также о нуждах православных христиан, о вашей миссионерской работе Лукьянов не мог дать обстоятельных, исчерпывающих ответов. Поэтому Государь Император велел вам, отец Нестор, совместно с обер-прокурором Синода рассмотреть устав Камчатского благотворительного братства и утвердить его архиерей­скими подписями, когда возобновится сессия.

Аудиенция закончилась принесением Императрице благодарности с моей стороны.

КАМЧАТСКИЙ НЕГР

 Я возвращался в отведенную мне келию Александро-Невской Лавры, охваченный противоречивыми мыслями. С одной стороны, меня радовал благоприятный исход начатого мною дела, но в то же время как патриота, горячо любящего свою Родину, меня повергало в уныние то безразличие, бездушие, которое я почувствовал при встрече с Лукьяновым, ограниченным бюрократом, не живущим интересами России. Невежественная неосведомленность его и подобных ему сановников, да и другой столичной публики о состоянии богатейшего и к тому же пограничного края, каким являлась Камчатка, ужасали меня... Иногда дело доходило до анекдотической ситуации.

Однажды, когда я пребывал в состоянии душевной удовлетворенности в связи с утверждением Камчатского благотворительного братства, ко мне в келию в Александро-Невской Лавре пришел Ямбургский викарный епископ Никандр.

По поручению митрополита Антония он передал мне его распоряжение и благословение в ближайшее воскре­сенье выступить в зале столичного епархиального дома с докладом о Камчатке и о моей пастырской деятельности. Я знал, что в Петербурге, на Стремянной улице, в епархиальном здании есть огромный лекционный зал, в котором обычно собирается много народу. Меня это несколько озадачило. Я растерялся и пытался отказаться от этого предложения, но епископ Никандр был неумолим. Он только пояснил мне, что послушать сообщение о Камчатке явятся все члены Святейшего Синода, в том числе три митрополита и архиереи.

Спустя некоторое время, по распоряжению обер-проку­рора Святейшего Синода, были разосланы пригласительные билеты. С волнением я начал готовиться к лекции. При мне было до двухсот негативов фотоснимков из жизни насельников Камчатской области. Пришлось срочно заказать цветные диапозитивы.

4 декабря, в день, назначенный для моего первого публичного выступления, я, естественно, нервничал. А тут, в довершение всех волнений, меня обескуражила и возму­тила легкомысленная выходка одной из столичных газет.

Дело в том, что все столичные газеты поместили сообщение о моей предстоящей лекции. Но когда я однажды утром взял в руки "Петербургскую газету", то не поверил своим глазам. Прежде всего меня возмутила и удивила нелепейшая иллюстрация на страницах этого печатного органа. На ней был изображен монах-негр в черной рясе греческого покроя и в греческой камилавке. Монах этот был совершенно черный; оттопырив пухлые губы, он улыбался со страницы "Петербургской газеты", сообщавшей крупным шрифтом: "Камчатский монах Нестор-негр". Внизу под этим сообщением было напечатано:

"Иеромонах Нестор-негр прибыл с Камчатки и сегодня в епархиальном доме на Стремянной улице сделает доклад о Камчатке, где он служил, разъезжая по делам священнослужения на лодке с Камчатки на Ямайку. Он плохо говорит по-русски, но хорошо владеет английским язы­ком. Вход на его лекцию для всех бесплатный".

Прочитав эти строки, я вознегодовал и в то же время готов был рассмеяться. Ведь я до сих пор не знаю английского языка, ни разу не был на Ямайке. Теряясь в оценке, чего больше в этом нелепом сообщении - глупости или издевательской наглости, - я не знал, что предпринять, и готов был отменить лекцию.

Взволнованный, я позвонил по телефону редактору. Когда раздался его деловито-вопрошающий голос, я ответил:

- Как вы слышите, господин редактор, с вами говорит на чистейшем русском языке иеромонах Нестор, такой же "негр", как вы... эфиоп!

- Что за дерзость? -- пытался возмущаться редактор.

- А вот возьмите в руки сегодняшний номер редакти­руемой вами газеты и полюбуйтесь, как вы там расписали меня, - уже успокоившись, но с трудом сдерживая смех, ответил я, закончив свой протест требованием объяснить причину мистификации.

Спустя некоторое время раздался телефонный зво­нок, и редактор извиняющимся тоном сказал:

- Простите, отец Нестор, но, как я выяснил, про­изошло чрезвычайно досадное недоразумение, я бы ска­зал, проявление грубого невежества со стороны одного из наших репортеров. Видите ли, мы послали его в Лавру, где, как нам стало известно, остановился проездом иеромонах Нестор, известный своей миссионерской деятельностью на далекой Камчатке. Репортеру ведено было проинтер­вьюировать вас... Но этот, я бы сказал "строчкогон" и невежда, встретив в лаврских воротах выходившего мо­наха-негра, вообразил, что это вы. Он остановил его и, тыча пальцем в грудь, спросил:

- Камчатка?

Негр с недоумением ответил:

- Ямайка!

В дальнейшем разговоре ни репортер, ни негр-монах не поняли друг друга, так как беседа их происходила на разных языках. Остальное при написании заметки репор­теру подсказала его необузданная фантазия, подгоняе­мая его абсолютной неосведомленностью о Камчатке.

Позже стало известно, что в дни, когда я в Александро-Невской Лавре готовился к докладу, там же жил некий негр-монах с острова Ямайка, по имени Рафаил. Его-то и принял ретивый репортер за иеромонаха Не­стора с Камчатки.

На этом история с негром не закончилась. В назна­ченное для лекции время я отправился на извозчичьих дрожках к Стремянской улице на угол Невского проспекта, но из-за толпы, собравшейся у входа в епархиальный дом, подъехать было невозможно. Я сошел с дрожек, но и пешком пробраться сквозь толпу было трудно. Улица была запружена народом. Люди различного возраста и общественного положения стремились к входу в здание, где должна была состояться лекция "негра с Камчатки". Меня толкали, не пускали вперед и не хотели выслуши­вать мои просьбы и объяснения.

- Вы же видите, батюшка, - волнуясь и даже не глядя на меня, объяснял какой-то мужчина из толпы, - мы сами никак не можем пробраться в зал послушать негра-монаха с Камчатки.

Я несколько раз пытался рассеять их ошибочные предположения, рассказать вкратце историю появления нелепейшей газетной информации о "негре с Камчатки", но меня никто не слушал. Наконец вместе с толпой счастливцев мне удалось протиснуться в прихожую епархиального дома. Но и здесь создалась пробка. Пробиться к лестнице мне долго не удавалось. Кругом меня стоял невообразимый шум. Все кричали, спорили и не слушали Друг друга. Я застрял в дверях с грустной мыслью о том, что дальше в зал мне вряд ли удастся пройти.

В это время меня сквозь пар, клубившийся в зале над головами сидевших там "счастливчиков", увидел отец протоиерей Дернов, недавно избранный председателем Петербургского отделения благотворительного братства. Он велел собравшимся в зале пропустить меня и сжато объяснил при этом сущность произошедшей ошибки о "негре-монахе".

Когда шум и говор утихли, в зал начали входить митрополиты, архиепископы и епископы. Они усажива­лись за большим столом. В центре их - Владыка Анто­ний. Он вынул из портфеля "Петербургскую газету" и, указывая на нелепую заметку о "негре" с Камчатки, спросил меня:

- Что это такое?

Я коротко объяснил. Все сидевшие за столом рас­смеялись, называя меня в шутку негром.

Когда все встали и хором пропели молитву, мне предоставили слово для доклада. Замечу, кстати, что описанное мною невежество в вопросах, касающихся отдаленной от столицы Камчатки, было не единичным явлением, а свойственно многим представителям старой России. Поэтому в своей лекции я подробно рассказал о городе Петропавловске, о Камчатской области, об иерар­хах и святынях этого края. Упомянул о типах камчат­ских жителей, об их нравах и обычаях.

После моего доклада митрополит Антоний объявил о том, что сейчас по рядам пройдут сборщики пожерт­вований на Камчатское благотворительное братство. Была собрана огромная сумма. Среди золотых, серебряных монет и кредитных билетов были кольца, браслеты, серьги с бриллиантами, крестики и многие другие ценности. Не­медленно по окончании сбора был составлен акт, и все собранное вручили мне в дар Камчатскому благотво­рительному братству.

В заключение состоялся духовный концерт люби­телей церковного пения, в основном учителей церковно­приходских школ. Сумму, вырученную за свое выступление, они отчислили также в пользу Камчатского братства.

Продолжая еще некоторое время оставаться в Пе­тербурге по делам, я был приглашен к старушке-вдове генеральше Александре Алексеевне Куракиной. Это была добрейшая и наивнейшая в своей оригинальной простоте знатная русская женщина. Она по рекомендации вдовст­вующей Императрицы Марии Феодоровны (как бывшая ее статс-дама) была приглашена в число членов-учредителей Петербургского отделения Камчатского благотворитель­ного братства. Куракина сказала мне, что желает помочь и делом, и деньгами, тем более что ее удостоили избранием в вице-президенты столичного отделения братства. Осо­бенно ей хотелось быть полезной в создании задуманного мною монастыря на Камчатке.

И вот, не долго думая, Куракина сняла с себя золотую цепь, украшенную бриллиантами и сапфирами, которую ей в молодости подарила при поездке в Данию Им­ператрица Мария Феодоровна. А так как на цепи был еще лорнет, она сняла его и сказала:

- Мне кажется, что лорнет на Камчатке не нужен... А вот эту цепь разрешите, отец Нестор, преподнести в дар вашему благотворительному братству.

В дальнейшем при каждом посещении Петербурга я обязательно навещал Александру Алексеевну Куракину. И всякий раз она задавала мне вопрос:

- Нашли ли вы, отец Нестор, достойную, энергичную монашествующую братию для Камчатского монастыря?

Я отвечал ей, что это не так-то просто и я предпо­лагаю посетить монастыри со строгим уставом для подбора деятельных, трудолюбивых монахов. Но старушка-ге­неральша не соглашалась со мной.

- Вы не понимаете меня, - твердила Куракина, - вы не понимаете, отец Нестор, как вы этим тормозите свое доброе дело. Вот вы остановились в Александро-Невской Лавре. Там очень много монахов, и не все они там нужны. Я рекомендую вам подходить к каждому встре­тившемуся в Лавре монаху со словами: "Стой, монах! Ты нужен на Камчатке в монастыре. Поезжай со мной!"

Как я ни старался убедить Куракину в том, что "отобранные" таким путем монахи не подойдут для суро­вого труда на Камчатке и вряд ли согласятся расстаться с сытой жизнью в столичной Лавре, старушка-генеральша продолжала настаивать на своем, и мы остава­лись взаимно огорченные.

Когда же я спустя день-два опять приходил к ней, она принимала меня с распростертыми объятиями и повторяла, сокрушенно покачивая головой:

- Ах, какая я дура! Как только, отец Нестор, вы ушли от меня, я задумалась над вашими словами и пришла к мысли, что вы правы. Не берите к себе на Камчатку столичных монахов!

Как-то во время такой беседы лакей доложил, что к Александре Алексеевне пожаловала графиня Мусина-Пушкина. Куракина, не задумываясь, ответила лакею:

- Скажи графине, что я сейчас очень занята. У меня отец Нестор с Камчатки. Я никого не принимаю. Пусть пожалует в другой раз.

Но в это время настежь распахнулась дверь и вместе с перепуганной горничной стремительно вошла старуха-графиня Мусина-Пушкина.

- Я к вам на минутку! - прохрипела она.

- Я не могу вас принять. Уйдите! - завопила Куракина. - Вы видите, у меня отец Нестор...

И как графиня ни пыталась броситься с широко распростертыми объятиями к Куракиной, та отстраня­лась и просила настойчиво:

- Оставьте меня! Приходите в другой раз! Ведь у меня отец Нестор.

УСТАВ УТВЕРЖДАЕТСЯ

Как-то я отправился с докладом к митрополиту Антонию. Владыка встретил меня радушно:

- Поздравляю вас с полным успехом! Сейчас по телефону звонил обер-прокурор Святейшего Синода. Он велел передать, что ждет вас завтра к 10 часам утра у себя на квартире, в доме на углу Литейной и Невского. Ну, теперь вам, должно быть, влетит по первое число.

Я ответил:

- Ну что ж, я к этому уже готов и другого ничего не жду. 

В назначенное время я вошел в домашний кабинет обер-прокурора Лукьянова. На этот раз, вопреки обык­новению, он впервые протянул мне руку. Видно, на него отрезвляюще подействовала беседа с Государем. Тем не менее довольно иронически Луьянов спросил:

- Ну что? Добились своего?

Не скрывая горечи и обиды, я ответил:

- Мне лично ничего не надо. Я забочусь о Камчатке и ее населении. Кроме того, если бы я не был уверен в успехе задуманного мною начинания, то не рискнул бы совершить тяжелую длительную поездку из Петропавловска-Камчатского в Петербург. Без устава Камчатского братства мне нельзя возвращаться к обездоленным камчадалам.

- Все это так, - перебил меня Лукьянов, - но я интересуюсь сейчас другим: почему вы мне раньше не сообщили подробности о камчатской миссии, о количе­стве церквей, школ, о просветительской деятельности среди туземцев?

- Ваше Высокопревосходительство, с моей стороны было несколько попыток сделать это, но вы заявили, что вам некогда выслушивать меня. При первом моем посе­щении Святейшего Синода вы, Ваше Высокопревосходи­тельство, приказали мне возвращаться на Камчатку. Что же касается письменного доклада, то я вам вручил не один, а пять докладов о Камчатке.

- Когда? - изумился Лукьянов.

- Во время первого визита, в присутствии управляю­щего синодальной канцелярией.

При этих словах синодальный управляющий делами, находившийся здесь же, растерянно замялся, но все же вынужден был пробормотать:

- Да... нет... впрочем, действительно, точно так было... Отец Нестор что-то такое вам передал.

Обескураженный Лукьянов принялся нервно рыться в своих бумагах, затем начал выдвигать ящики письмен­ного стола. И только после того, как я заметил поданные мною доклады, он извлек их из-под вороха старых бумаг.

- Вот что, отец Нестор, - не спеша начал Лукьянов, как бы придумывая выход из создавшегося неприятного для него положения, - в таком случае приходите в Великий Понедельник в Синод к 12 часам дня. Совместно с вами мы рассмотрим проект устава Камчатского благо­творительного братства в присутствии управляющего синодальной канцелярией. Утвердим ваш проект, и по­сле праздника Пасхи, на летней сессии Святейшего Синода, архиереи подпишут его.

В понедельник на Страстной неделе в назначенное время я был в кабинете обер-прокурора Лукьянова. В присутствии синодального управляющего делами и еще одного чиновника начался совместный беглый просмотр устава. При этом Лукьянов, как бы в отместку за прояв­ленную мной настойчивость, принялся безжалостно вы­черкивать целые параграфы.

Я старался сдерживать свое возмущение, но управ­ляющий канцелярией начал возражать и высказывался в защиту устава братства. В ответ Лукьянов сказал какую-то дерзость, и обиженный чиновник покинул кабинет обер-прокурора. Закончив просмотр устава, Лукьянов произнес:

- Ну вот, отец Нестор, теперь устав считается утвержденным. Вы спокойно можете возвращаться к себе на Камчатку.

Подавая на прощание руку, он сказал:

- Не поминайте меня лихом.

Я поблагодарил его за снисходительное отношение к созданию Камчатского благотворительного братства и пообещал приехать в будущем году по приглашению Императора.

Примечания:

* Шифр - вензель Государыни, который получали институтки на выпуске, знак фрейлинского звания.

Источник