Как простой крестьянин-старообрядец невольно раскрыл фальсификацию господствующей церкви во время канонизации Серафима Саровского
Предлагаем читателям нашего сайта комичную историю о том, как простой крестьянин-старообрядец невольно раскрыл фальсификацию господствующей церкви во время канонизации старца Серафима Саровского. Тема манипулирования в СМИ актуальна сейчас как никогда, к тому же статья впервые дополнена копиями оригинальных свидетельств тех событий, хранившихся в семейном архиве потомков главного действующего лица.
К вопросу об отношении старообрядцев к старцу Серафиму Саровскому
Летом 1903 года по личному указанию Николая II церковью проводилась шумная и пышная кампания по прославлению "канонизированного" Серафима Саровского (в миру Прохор Мошнин 1759-1833 гг.), в связи с открытием его "мощей". Для популяризации "нового святого" по российским городам и весям были направлены «слуги Божии» — миссионеры. Один из них заехал в дер. Степурино Богородского уезда Московской губернии.
На деревенской сходке он рассказывал о разных "чудесах" о. Серафима, о "животворном источнике" в Саровской обители, об открытии "мощей преподобного" и т.п. Миссионеру удалось сагитировать местных крестьян не работать и праздновать 19 июля в день прославления "угодника Божия". Не убедил миссионер лишь Якова Ивановича Ситнова, который, как и все старообрядцы, не считал святыми подвижников господствующей церкви. По традиции староверы признавали и почитали «дониконовских святых и страдальцев за древлее благочестие», описанных в так называемом «Винограде российском». Посему Яков Иванович заявил, что 19 июля будет работать.
Еще накануне наметил он вывозить сено из Затишья, а то, не дай Бог, — дожди, — тогда пропадет весь укос. Как сказал, так и сделал, а про сходку скоро забыл совсем.
Летний месяц пролетел в трудах и заботах. С солнышком вставал неутомимый крестьянин, молился Богу, работал в поле, на ланке, либо в светелке за станом, помогал жене Марии Дмитриевне смотреть за хозяйством, учил уму-разуму, наставлял всякому ремеслу своих недорослей Афанасия и Ивана, а вечером опять молился…
Жизнь шла своим мудрым и естественным ходом по раз и навсегда установленным правилам «Домостроя». В старообрядческой среде они оставались незыблемыми, ибо жизненная сила и справедливость их была доказана и подтверждена многовековым опытом. Не забывай Бога, почитай родителей и старших, блюди нравственную чистоту и порядок в доме, люби домочадцев, будь добродетелен и трудись со старанием — и тогда «… будет на вас милость Божья и Пречистой Богородицы, и великих чудотворцев, и наше благословение отныне и до скончания века, и дом ваш, и чада ваши, и имение ваше, и богатство, какие вам Бог даровал от ваших трудов, — будут благословенны и исполнены всяческих благ во веки веком. Аминь».
Мир и лад царили в старообрядческих семьях, живущих по этим правилам. Не оставляло благополучие и семейство Ситнова. И вдруг в середине августа нагрянула беда — откуда не ждал.
…Ясным воскресным днем прохаживался Яков Иванович по шумному павловопосадскому базару. Разноцветным людским муравейником кипели торговые ряды. Чего тут только не было! Продавалось и покупалось все: от иголки — до гробовой колоды, выдолбленной из целой сосны.
Кстати, колоды эти, которыми практически монопольно торговали Булычевы, пользовались у павловского обывателя неизменным спросом, который объяснялся добрым качеством товара и его потенциальной необходимостью (по известным обстоятельствам) для каждого «раба Божия».
В желающих примерить этот «товар» не было недостатка. Степенные бородатые мужики деловито втискивались спиной в прислоненные к стене душистые сосновые колоды, упирались там пятками и макушками, вытягивали руки по швам либо складывали на груди и, блаженно закрыв глаза, сосредоточенно замирали. А иной раз просили еще и крышкой накрыть… Трагикомическое это зрелище неизменно собирало толпу любопытствующих.
— Ну, как, Микола? — не открывая глаз, спрашивал из гроба кандидат в покойники своего спутника. Тот отступал шага на три, придирчиво щурился, заходя с разных сторон и заключал:
— Ладная, однако, домовина, кажись, Кузьма, в самую пору…
Если товар нравился, начинали «рядиться» с хозяином за цену. Многие запасливые староверы порой по нескольку десятков лет хранили облюбованные колоды на чердаках и в чуланах.
Яков Иванович помирать не собирался и потому не искушал судьбу подобными примерками. Проходя скобяной ряд, он задержался у прилавка с беливскими топорами, оптом скупленными Бадиным у заезжих гусляков на последней ярмарке.
Кроме своих широко известных церковпевческих «крюковых» книг, отменного домотканого бумажного товара и доброго хмеля, Гуслица славилась еще и великолепными крепчайшими шпорами да колунами, производство которых велось в здешних краях еще с XVII века. Выделывались «опоры из знаменитой демидовской стали», на отковку каждого уходило порой до трех часов. И хотя стоил такой товар недешево, спрос на него был велик.
В лучшие времена в Запонорской и Дорховской волостях было до 400 горнов с 1100 рабочими. Шли «опоры» во все соседние с Московской губернии и даже в Санкт-Петербург. Беливские мастера, частые гости павловских ярмарок, гордились и хвастались тем, что за их товаром приезжают купцы чуть не из заморских стран. Однако в конце ярмарок по лени и нерасторопности отдавали они нераспроданные опоры и колуны за бесценок, освобождая возы для собственных покупок.
Так случалось не только с топорами. Местный книготорговец С.Д. Подкопаев у тех же гусляков оптом скупал их знаменитые крюковой нотации певческие «Праздники», «Октоихи», «Ирмологии», «Стиховники», имея впоследствии немалый барыш на перепродаже этих рукописных шедевров и прочих иных фолиантов заезжим и местным ревнителям старой веры. В лавке Подкопаева завсегдатаями были павловские старообрядцы Люсины, Щепильниковы, Козловские, Ширины, Кустаревы и другие, подбиравшие здесь богослужебную литературу для своих домашних моленных.
По базарным дням у лавочки собиралось изрядное количество обывателей, желающих приобрести свежие, доставленные с первым московским поездом, газеты и журналы. Так было и на сей раз. Только почему-то больше и громче обычного кричали тут и там подряженные за гривенник «лишки-книгоноши». Размахивая своим бумажным товаром, они во все горло заманивали покупателей очередной сенсацией:
— Не проходите мимо! Чудо в деревне Степурино! Покупайте! Ужасная смерть старовера! Крестьянин Ситнов сражен насмерть! Чудо святого Серафима! Покупайте! Не проходите…
Яков Иванович вздрогнул. Слова «чудо» и «смерть» резали воздух и привлекали любопытных покупателей. Пачки каких-то тоненьких книжек в руках мальчишек таяли на глазах. Павловский обыватель не проходил мимо скандалов и сплетен, хоть как-то скрашивающих скучный и монотонный провинциальный быт.
Ситнов, сунув монету продавцу, почти вырвал из его рук брошюру и стал лихорадочно ее разглядывать. Называлась она «Чудеса при открытии мощей преподобного Серафима Саровского». Изданная в московской типографии И.Д. Сытина, книжка была неплохо оформлена. В декоративной двухцветной рамке на мягкой обложке — картинка с изображением часовни в лесу. В самой книжке после портрета "преподобного" Серафима на трех десятках страниц шло перечисление и описание чудес, случившихся у "святого источника" в Саровском монастыре и прочих местах. Чего там только не было!..
«… грозны суды Божии над теми, кто, смежив очи свои, не только не верит и не хочет верить в святость угодника Божия, но в ослеплении своем дерзает хулить праведника, глумится над его святостью.
18-го июля, накануне дня прославления угодника Божия, крестьяне деревни Степурино, Богородского уезда (деревня находится близ Павловского посада), постановили на сходе в день прославления преподобного Серафима не выходить на полевые работы. Все изъявили свое согласие на это, кроме старообрядца Ситнова, который начал глумиться над преподобным… Вдруг в самый разгар надругательств Ситнов пошатнулся и упал. Когда наклонились к нему, оказалось, что он мертв. Крестьянами овладел благоговейный ужас. Весть о событии быстро пронеслась по окрестным деревням. Местные старообрядцы, смущенные смертью Ситнова, воздержались от работ 19-го июля».
Некоторые с опаской обернулись на него, видимо, принимая Якова Ивановича за сумасшедшего. Он же, потрясая книжкой, сделал несколько шагов и также громко повторил свое возмущенное заявление еще раз. Потом еще. Выкрики «Обман!» и «Мошенство!» привлекали и волновали обывателя куда больше, чем «чудо» или «смерть». Толпа моментально удвоилась.
Вдруг кто-то резко одернул Ситнова за плечо, и над самым ухом его раскатился рык: «Пр-р-рекр-р-ратить богохульство!» Яков Иванович обернулся. Над ним громоздился краснолицый, толстощекий, усатый полицейский, который тоном, не допускающим никаких возражений, рявкнул: «Вы ар-рестованы! Следуйте за мной!»
В городском полицейском участке Ситнов тщетно пытался объяснять и доказывать свою правоту, В те времена и с более состоятельными «раскольниками» обходились в участке без нежностей, а разглагольствования какого-то непокорного деревенского чернокафтанника вызывали у стражей порядка явное раздражение. Не желая вникать в суть дела и выслушивать доводы Ситнова, его водворили в арестантскую камеру.
Попав за решетку, Яков Иванович крепко задумался над своим отчаянным положением: как же ему теперь выбираться из навалившейся на него беды, и как вообще все это могло случиться?
А происходило все, оказывается, так. Через несколько дней после той злополучной степуринской сходки сообщение о ней было опубликовано в «Ведомостях Санкт-Петербургского Градоначальства» (№ 160 от 24 июля). Там при изложении вышеописанного «чуда» говорилось, что «богатый старообрядец Ситнов стал насмехаться над нелепым, по его мнению, постановлением и обещал работать в празднуемый день». Не успев окончить своих издевательств, он упал замертво, и более того, якобы «тело Ситнова через час после смерти совершенно разложилось». Подобный финал воспринимался чрезвычайно эффектно.
Нелепую, но эффектную выдумку перепечатали и некоторые другие российские газеты и журналы, в частности, «Петербургский Листок» №198 за 1903 г.). Затем «чудо» попало во второй том «Православного путеводителя» (стр. 416-417). При создании книги о "чудесах" Серафима Саровского ее авторы ухватились за газетные сообщения о «степуринском чуде» и вставили его в свой труд. Проверять факт никому не пришло в голову. Никто не предполагал, что в случае несоответствия факта действительности, какой-то простой темный мужик, запуганный властями и жандармами, осмелится доискиваться правды в высших инстанциях.
Однако незадачливые «чудотворцы» не знали одного обстоятельства. Яков Иванович действительно был потомственным крестьянином-хлебопашцем и образование имел всего лишь начальное. Но от природы он обладал немалым практическим умом, отличался любознательностью и начитанностью. Как «записной» старовер Ситнов имел гордый и твердый характер, закаченную волю и особую, унаследованную от предков, истинную высокую духовность.
Все эти качества в сочетании с исключительным трудолюбием, выделяли его из односельчан, вызывали к нему уважение и доверие. Помимо всего прочего Яков Иванович был незаменимым уставщиком в семейной моленной, построенной еще в прошлом веке. Обустроенная в традициях «древлего благочестия», она была предметом фамильной гордости Ситновых. С разрешения хозяев здесь молились многие односельчане и старообрядцы из окрестных деревень.
Многие древние книги и иконы ХIV-ХVII вв. приобретал для моленной сам Яков Иванович, имевший прирожденный вкус и особое чутье к предметам старины. Сам же вел он службы с присущей ему ревностью и тщанием, замечательно пел по «крюкам» и выучил этому всех своих домашних. Послушать редкой слаженности и стройное церковное пение четырех братьев Ситновых с домочадцами собиралось порой полдеревни, многие просились в ученики…
Как старообрядец-«беглопоповец» Яков Иванович был постоянно озабочен поисками достойного священника для своей моленной. По этой причине он часто бывал в московских, «беглопоповских» приходах, а иногда наведывался «за наукой» и на Рогожское кладбище, где близко познакомился с умнейшим Михаилом Ивановичем Бриллиантовым — известным начетчиком и видным идеологом старообрядчества. Тот, сразу оценив незаурядную личность степуринского старовера, проникся к нему уважением и симпатией. Чувства эти были взаимными, и вскоре между знакомцами завязалась переписка.
Случилось так, что Бриллиантову и пришлось вызволять Якова Ивановича из-за решетки, поскольку именно к нему приехали за помощью перепуганные сродники арестованного. У Михаила Ивановича накопился уже немалый опыт улаживания конфликтов старообрядцев с гражданскими и церковными властями.
Он приехал в Павловский Посад как официальный представитель Рогожского духовенства. Но это не произвело особого впечатления на местных блюстителей порядка. Бриллиантову, со всей его юридической грамотностью и дипломатическими способностями, стоило немалых трудов убедить полицейское начальство в нелепости и несостоятельности причины ареста Ситнова, Последним решающим аргументом в пользу пострадавшего явился, видимо, безымянный конвертик, «случайно забытый» просителем на краешке стола полицейского надзирателя…
Через три дня Яков Иванович с сыном Афанасием приехал на «Рогожку» к своему избавителю. Отец и сын прилюдно поклонились ему в ноги, и такие душевные святые слова нашел благодарный крестьянин, что растрогал смущенного Бриллиантова до слез.
Но необычная история эта с освобождением Якова Ивановича не закончилась. Хотя он и выпущен был на свободу, но права на жизнь формально не имел. Для всех, кто читая в газетах или книжке сообщение о его смерти, Ситнов был мертв. Конечно, местные жители не верили в «степуринское чудо», поскольку знали, что ничего подобного в их деревне не происходило. Однако уже в Богородске могли оказаться обманутые. А ведь Якову Ивановичу приходилось бывать не только в уездном центре. В Заходе и Гуслице он заказывал иконы и книги для моленной, бывал во многих городах Московской губернии и за ее пределами, собирался посетить Макарьевскую ярмарку в Нижнем Новгороде. Большую переписку вел он с иногородними «беглопоповцами».
Как же теперь ему ехать куда-то? Не ровен час проверят документы, вспомнят про «чудо» да заберут, как самозванца. При мысли о возможном новом аресте Яков Иванович впадал в уныние. Чего доброго, еще обвинят в подрыве авторитета "нового святого", которому сам царь-батюшка молился, да сошлют в Сибирь! Мало ли там нашего брата — староверов…
Попробовал Ситнов написать опровержение в газеты. Не тут-то было. Официальная печать не обратила внимание на протесты простого крестьянина. В Синод обращаться было явно бесполезно, как и писать жалобу «на Высочайшее имя», ибо трудно было надеяться, что Николай II допустит опровержение книги, в которой позволил напечатать свою фотографию. Он снят там с царицей в окружении народа во время посещения Саровского монастыря.
Познакомившись как-то на выставке древних книг, они поддерживали дружеские отношения на основе общего интереса. Нередко на консультацию Георгиевскому привозил Яков Иванович приобретаемые им книжные раритеты, которые неизменно вызывали живой интерес, а порой и восторг ученого. Григорий Петрович часто расспрашивал Ситнова о Богородском крае и давно собирался совершить археографическую поездку в Гуслицу. Обещал при случае заглянуть и в Степурино.
Г.П. Георгиевский, узнав о беде Ситнова, дал ему мудрый совет. Выход из положения, кажется, был найден.
Взяв в Игнатьевском волостном правлении справку с места жительства, Яков Иванович поехал с ней на Варварку (№102) к московскому нотариусу и попросил его засвидетельствовать, что он, Ситнов, находится в живых. Поскольку к справке были приложены ходатайства его именитых знакомых (в том числе — Георгиевского и Бриллиантова), нотариус П.А. Соколов принял крестьянина без промедления.
— Прошу садиться, господин Ситнов, — почтительно пригласил Соколов. — Я познакомился со всеми вашими документами, но, сделайте одолжение, расскажите мне всю историю по порядку.
Выслушав рассказ, нотариус улыбнулся:
— Так, так… Стало быть, вы, господин Ситнов, в некотором роде — покойник? Занятно… Ну, да ничего. Постараемся по просьбе общественности вас оживить! Вот что, приезжайте-ка к нам, уважаемый, через пару дней за удостоверением…
Ровно через два дня, 27 сентября 1903 года, Яков Иванович держал в руках удостоверение, в котором было официально засвидетельствовано, что он — это действительно он, и находится в живых. Полученный документ мог избавить его от ареста. Это уже полдела. Однако, нужно еще было опровергнуть печатную ложь, распространенную в миллионах экземплярах по всей России. И снова мятежному старообрядцу помогли советы ученых друзей.
29 сентября московский нотариус князь Иосиф Генрихович Массальский оформил Ситнову копию его удостоверения, с которой тот поехал на Сретенку в типографию Х. Бархударянца и сделал заказ: отпечатать документ большим тиражом[1]. С печатным злом решено было воевать его же оружием.
Г.П. Георгиевский, узнав о беде Ситнова, дал ему мудрый совет. Выход из положения, кажется, был найден.
Взяв в Игнатьевском волостном правлении справку с места жительства, Яков Иванович поехал с ней на Варварку (№102) к московскому нотариусу и попросил его засвидетельствовать, что он, Ситнов, находится в живых. Поскольку к справке были приложены ходатайства его именитых знакомых (в том числе — Георгиевского и Бриллиантова), нотариус П.А. Соколов принял крестьянина без промедления.
— Прошу садиться, господин Ситнов, — почтительно пригласил Соколов. — Я познакомился со всеми вашими документами, но, сделайте одолжение, расскажите мне всю историю по порядку.
Выслушав рассказ, нотариус улыбнулся:
— Так, так… Стало быть, вы, господин Ситнов, в некотором роде — покойник? Занятно… Ну, да ничего. Постараемся по просьбе общественности вас оживить! Вот что, приезжайте-ка к нам, уважаемый, через пару дней за удостоверением…
Ровно через два дня, 27 сентября 1903 года, Яков Иванович держал в руках удостоверение, в котором было официально засвидетельствовано, что он — это действительно он, и находится в живых. Полученный документ мог избавить его от ареста. Это уже полдела. Однако, нужно еще было опровергнуть печатную ложь, распространенную в миллионах экземплярах по всей России. И снова мятежному старообрядцу помогли советы ученых друзей.
29 сентября московский нотариус князь Иосиф Генрихович Массальский оформил Ситнову копию его удостоверения, с которой тот поехал на Сретенку в типографию Х. Бархударянца и сделал заказ: отпечатать документ большим тиражом[1]. С печатным злом решено было воевать его же оружием.
Однако печатные опровержения «чуда» в российской официальной периодике появились лишь через три года. И первым сделал это так называемый «Изборник Народной газеты» — печатный орган старообрядцев. Во втором своем номере за 1906 год он опубликовал статью «Подлог чуда» и поместил фотографию Якова Ивановича. Приведя известное описание степуринских событий 1903 года из «Ведомостей Санкт-Петербургского Градоначальства» (см. выше), «Изборник» писал:
«Чудесное» наказание Ситнова рассматривалось как проявление особой святости Серафима Саровского. «Московские Ведомости» не замедлили написать ряд статей ругательных по адресу старообрядцев и хвалебных по адресу «благочестивых» миссионеров. Им начал вторить «Русский Листок», а затем поддакнули и другие органы печати.
Чудо совершилось воочию — чего же еще больше? Проверять кому-либо сообщение и в голову не пришло, и вскоре басня стала ходить из уст в уста и даже попала в житие Серафима Саровского!
Чудо совершилось воочию — чего же еще больше? Проверять кому-либо сообщение и в голову не пришло, и вскоре басня стала ходить из уст в уста и даже попала в житие Серафима Саровского!
Между тем, конечно, все описание газеты представляет собой вымысел от начала до конца. Правда только в одном: действительно, есть деревня Степурино и действительно живет в ней старообрядец Яков Иванович Ситнов. Все остальное — ложь и подлог. Я.И. Ситнов не только не разлагался через час после смерти, но даже и не умирал. Он жив, здоров и невредим. На днях он был в нашей редакции и, рассказав о наглой выдумке изуверов, представил удостоверение своей личности, надлежащее нотариальное свидетельство и свой портрет, который мы и помещаем здесь…»
«Степуринское чудо» и его опровержение сделали Ситнова человеком известным и популярным среди старообрядцев не только Богородского уезда. В деревню приходили письма практически из всех соседних с Московской губерний, с Украины и даже из далекой Сибири. «Воскресший» старовер аккуратно и с удовольствием отвечал всем своим «корреспондентам» на специально заказанных бланках с типографским «грифом» в левом углу:
«Яков Иванович Ситнов. Павловский Посад. Московской губернии, Игнатьевское волостное правление, деревня Степурино». И справа еще раз: «Деревня Степурино… дня 190… года». В общем, все как в лучших домах… Экземпляр этого бланка до сих пор хранится в семейном архиве Ситновых, как впрочем и печатное «Удостоверение», подписанное князем Массальским.
Спустя некоторое время аналогичный запрос о якобы имевшем месте чуде пришел в редакцию еженедельной старообрядческой газеты «Церковь». Приводим подробный ответ издания недоумевающему читателю из номера от 1906 год.
В один из таких приездов ученый обнаружил в библиотеке Ситнова московский Служебник 1633 г. с вкладной записью предков А.С. Пушкина. Вот этот автограф:
«Положил сию книгу Служебник думной дворянин Гаврила Григорьев Пушкин в дом Пречистой Богородицы Знамению, да к Николе чюдотворцу в Косимовском при священнике Стефане; и кто впредь по нем будет у престола Пречистой Богородицы и ему по сей книге служить, а за Гаврила Григорьевича и за его дети и за весь дом его Богу молить и родителей их поминать, а хто сию книгу вынесет из церкви и закорыстыпца ею да будет проклят… И вовеки аминь». И далее — еще: «Служебник Окольничего Степана Гавриловича в дом Пречистыя Богородицы Знаменью, да к Николе чудотворцу в КОСИМОВ».
Это был тот самый, описанный «В Борисе Годунове» мятежный Гаврила Пушкин, что призывал московский люд целовать крест Лжедмитрию. Добавочная запись сделана рукой его сына[2].
— Надо же! — удивлялся Георгиевский. — Окольничьим у самозванца был, а потом — глядь, — и в думных у Романовых оказался! Ловко…
Видно, Гаврила Пушкин под старость свои молодые грехи замаливал, потому именно после 1633 г. и пожертвовал эту книгу в храм во спасение души. Богатые да именитые грешники часто так делали… Право, хоть роман пиши.
Таким образом, Ситнов оказался владельцем редкого автографа далеко не последнего героя Смутного времени и реального персонажа пушкинской трагедии «Борис Годунов»...
После своей «чудесной» смерти Яков Иванович прожил еще тридцать лет и три года и умер в возрасте 76 лет. Жил бы он и дольше, но страстное сердце старообрядца не вынесло сразу трех последних и самых жестоких — ударов судьбы: он похоронил жену, затем новая власть отняла у него сначала моленную, а потом сына.
Похоронили Якова Ивановича по святоотеческому обряду рядом со всеми его предками и сродниками на филимоновском старообрядческом кладбище, от которого нынче остались одна или две оградки да несколько ушедших в землю безымянных гранитных плит со стертыми надписями, такими же, как наша память…
УДОСТОВЕРЕНИЕ:
Я, нижеподписавшейся, сим удостоверяю, что двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот третьяго года, в двенадцать часов дня явился ко мне, Московскому Нотариусу Павлу Алексеевичу Соколову, в контору мою Городского участка на Варварке, в доме под №102, лично мне неизвестный крестьянин Московской губернии, Богородскаго уезда, Игнатьевской волости, деревни Степуриной Яков Иванов Ситнов, предъявивший в удостоверение самоличности паспорт, выданный ему из Игнатьевскаго волостного правления 20 февраля 1903 года за №236, живущий в названной деревне Степуриной в своем доме, и потребовал выдачи ему удостоверения о явке его предо мною для засвидетельствования о нахождении его в живых. Крестьянин Богородскаго уезда, Игнатьевской волости, деревни Степуриной Яков Иванов Ситнов. 1903 года сентября 27 дня. По реестру № 5123. Нотариус П. Соколов. (М.П.)
Я, ниже подписавшийся, удостоверяю верность этой копии с подлинником ея, представленным мне, Князю Иосифу Генриховичу Массальскому, исправляющему должность Московскаго Нотариуса Павла Алексеевича Соколова, в конторе Соколова Городского участка на Варварке в доме под № 102 крестьянином Богородскаго уезда Игнатьевской волости деревни Степуриной Яковом Ивановичем Ситновым, живущим в означенной деревне Степуриной в своем доме.
При сличении мною этой копии с подлинником в последнем почисток, приписок, зачеркнутых слов и никаких особенностей не было. Подлинник оплачен шестидесяти копеечным гербовым сбором. 1903 года Сентября 29 дня. По реестру № 5145.
И.Д. Нотариуса Князь Массальский.
По изд.: Старообрядчество: История, культура, современность. Выпуск 6. Стр. 33-40.
________________________________________
Примечания:
[1] Дозволено цензурою. Москва, 11 Октября 1903 г. Типография Х. Бархударянц. Сретенка, Мясной пер., д. Беляева.
[2] Эта книга была вновь обнаружена в 1983 г. И.В. Поздеевой и подробно описана в каталоге. См.: Русская рукописная и старопечатная книга в личных собраниях Москвы и Подмосковья.
Автор статьи – потомок Якова Ивановича Ситнова, член Союза журналистов России, поэт, филолог, известный краевед Виктор Феофилактович Ситнов. Он по-прежнему живет и плодотворно трудится на гуслицкой земле – в подмосковном Павловском Посаде.
[2] Эта книга была вновь обнаружена в 1983 г. И.В. Поздеевой и подробно описана в каталоге. См.: Русская рукописная и старопечатная книга в личных собраниях Москвы и Подмосковья.
Автор статьи – потомок Якова Ивановича Ситнова, член Союза журналистов России, поэт, филолог, известный краевед Виктор Феофилактович Ситнов. Он по-прежнему живет и плодотворно трудится на гуслицкой земле – в подмосковном Павловском Посаде.
_________________________
Иллюстрации к данной статье были любезно предоставлены В.Ф. Ситновым из семейного архива по запросу сайта www.STAROVE.RU и публикуются в интернете впервые.
Указанная история из книги Н.В.Фоломеевой «Земля Павловопосадская», М., 2004 г была опубликована на сайте “Богородское краеведение”:
Иллюстрации к данной статье были любезно предоставлены В.Ф. Ситновым из семейного архива по запросу сайта www.STAROVE.RU и публикуются в интернете впервые.
Указанная история из книги Н.В.Фоломеевой «Земля Павловопосадская», М., 2004 г была опубликована на сайте “Богородское краеведение”:
Комментарии
Отправить комментарий