Первые Керженские древлеправославные скиты
В первые десятилетия после раскола в Русской Православной Церкви (1666-1667 гг.) от никонианской ереси бежали не одни крестьяне и посадские люди, не одни простые монахи и сельские попы. Уходили и люди знатных родов, из духовенства. Скрываясь от гонений со стороны властей, старообрядцы бежали на окраины государства. Одним из таких центров старообрядчества стал Нижегородский край.
Первые поселения старообрядцев — скиты, возникли в районе реки Керженец. Также старообрядчество распространялось и в южных районах Нижегородской губернии. Со второй половины XVII века старообрядцы проживали и на берегу реки Оки в районе Павлова и Горбатова, и на Волжском Правобережье [Морохин А.В. Расселение старообрядцев в Нижегородском Поволжье в конце XVII – начале XVIII вв. // VIII нижегородская сессия молодых учёных. Н.Новгород, 2003]. Но наиболее массовым было заселение старообрядцами Керженских лесов. До 1716–1718 годов правительство точно не знало о количестве келейных жителей в нижегородском Заволжье...
Перепись келейных жителей за 1718–1723 годы позволяет установить достаточно точную численность скитников. Полученные в результате пересчёта итоги по данным переписи 1719–1720 годов показывают реальное соотношение местных согласий. Всего келейников в нижегородском Заволжье значилось 3 590 человек, из них 3 000 старообрядцев проживали в дворцовых Керженской и Дрюковской волостях Балахнинского уезда, а также в верхокерженской вотчине Макарьевского Желтоводского монастыря Нижегородского уезда. Оставшиеся 590 лесных насельников отмечены по Юрьевскому уезду т.е. в Белбажских, Рыбновских и Утрусских (Рымовских) лесах. По согласиям они распределялись следующим образом (без Белбажа): софонтиева согласия — 1 238 келейников, беспоповского — 947, ануфриева — 607, диаконова — 209 [Сироткин С.В. Указ. соч.].
По скитским преданьям, поселение старообрядцев в Заволжских лесах началось чудесным образом. «Во время “Соловецкого сиденья”, когда царский воевода Мещеринов обложил возмутившихся старообрядцев в монастыре Зосимы и Савватия и не выпускал оттуда никого, древний старец инок-схимник Арсений дни и ночи проводил на молитве перед иконой Казанской Богородицы. А та икона была прежде комнатною царя Алексея и пожалована им в Соловки ещё до патриаршества Никона. Накануне взятия монастыря царскою ратью, истомился Арсений, стоя на молитве, задремал. И, будучи в тонком сне, слышал он глас от иконы: “Гряди за мною ничтоже сумняся, и где я остановлюся, тамо поставь обитель, и пока икона моя будет в той обители, древлее благочестие будет в ней процветать”. И видел Арсений, что икона Богородицы в выспрь поднялась и в небесной высоте исчезла… Проснулся инок-схимник, иконы на месте не было… На другой день взят был монастырь. “Соловецких сидельцев” в кандалах перевезли на матерую землю, и здесь Арсению удалось бежать из-под царского караула в леса. Только что ступил он в лесную чащу, видит икону, перед которой молился; грядёт та икона поверх леса на воздусех… Идёт за нею изумлённый и трепетный Арсений. Перед ним деревья расступаются, перед ним сохнут непроходимые болота, перед ним невидимая сила валежник врозь раскидывает. “Чудяся бывшему о нём”, Арсений идёт да идет за иконою. И стала та икона в лесах Чернораменских неподалеку от починка Ларионова, на урочище Шарпан. И поставил тут Арсений первый скит» [Мельников-Печёрский П.И. В лесах. Книга 1. Горький, 1956].
Этот скит впоследствии получил название Шарпанского. Слово «Шарпан» — черемисское, означает головной женский убор. Различают два Шарпана — один близ деревни Ларионово, следы которого в виде построек сохранились до настоящего времени, и другой верстах в трёх от него, в глуши при топком болоте. Полагают, что Арсений здесь при болоте основал свой (Шарпанский) скит. От него не осталось никаких следов. При Арсении, как выдающемся ревнителе древнего благочестия, скит стал быстро разрастаться и процветать. По словам староверов, Арсений был великий подвижник и постник — настолько воздержанный в пище, что на светлое Христово Воскресенье вкушал вместо яиц — луковицу. Помимо самого строителя в скит привлекала поклонников чудотворная икона Казанской Божией Матери — его Покровительница [Милотворский И.А. История заселения Семёновского уезда и города Семёнова / СИМ733-1 (машинописный текст)].
Арсений признавал правильными только тех священников, которые были рукоположены до исправления книг Никоном. Когда же перемерли старинные священники, то старообрядцы — последователи Арсения сделались беспоповцами, с середины XVIII века в документах ещё встречается упоминание о старообрядцах Арсеньева толка, но впоследствии название это исчезает [Антонов С. Святые мощи на дачном участке // Старообрядец: Газета для старообрядцев всех согласий Н.Новгород]. Кроме Шарпанского скита тот же Арсений основал рядом с нынешним городом Семёновым при деревне Хвостикове другой скит — Арсениев, где и жил до своей кончины около 1682 года, потерявший потом это имя и сделавшийся известным под именем Онуфриевского (по имени его преемника).
Последователи Арсения образовали отдельный «толк» (разновидность учения, который в первое время назывался «Арсеньевщиной»). Однако это название «толка» скоро утерялось и последователи его учения стали называться «Спасово согласие».
Могила Арсения находится в трёх верстах от деревни Хвостиково по направлению к деревне Ларионовой; тут же до самого последнего времени была часовня и следы могил — скитское кладбище, при котором, по верованию староверов, находилась и гробница с мощами Арсения — одного из первых учителей Древлеправославия, подвизавшихся в пределах Семибратской долины. В настоящее время могила его находится в забвении и мало кем посещается.
Кроме Арсения ещё семеро монахов: Адриан, Никонур, Онуфрий, Парфений, Софоний, Трифилий попали в лесные дебри Семёновского уезда и занялись скитским строительством поблизости от г. Семёнова, почему эта местность и получила название «Семибратской долины» или «Монастырщины».
По скитским преданьям, поселение старообрядцев в Заволжских лесах началось чудесным образом. «Во время “Соловецкого сиденья”, когда царский воевода Мещеринов обложил возмутившихся старообрядцев в монастыре Зосимы и Савватия и не выпускал оттуда никого, древний старец инок-схимник Арсений дни и ночи проводил на молитве перед иконой Казанской Богородицы. А та икона была прежде комнатною царя Алексея и пожалована им в Соловки ещё до патриаршества Никона. Накануне взятия монастыря царскою ратью, истомился Арсений, стоя на молитве, задремал. И, будучи в тонком сне, слышал он глас от иконы: “Гряди за мною ничтоже сумняся, и где я остановлюся, тамо поставь обитель, и пока икона моя будет в той обители, древлее благочестие будет в ней процветать”. И видел Арсений, что икона Богородицы в выспрь поднялась и в небесной высоте исчезла… Проснулся инок-схимник, иконы на месте не было… На другой день взят был монастырь. “Соловецких сидельцев” в кандалах перевезли на матерую землю, и здесь Арсению удалось бежать из-под царского караула в леса. Только что ступил он в лесную чащу, видит икону, перед которой молился; грядёт та икона поверх леса на воздусех… Идёт за нею изумлённый и трепетный Арсений. Перед ним деревья расступаются, перед ним сохнут непроходимые болота, перед ним невидимая сила валежник врозь раскидывает. “Чудяся бывшему о нём”, Арсений идёт да идет за иконою. И стала та икона в лесах Чернораменских неподалеку от починка Ларионова, на урочище Шарпан. И поставил тут Арсений первый скит» [Мельников-Печёрский П.И. В лесах. Книга 1. Горький, 1956].
Этот скит впоследствии получил название Шарпанского. Слово «Шарпан» — черемисское, означает головной женский убор. Различают два Шарпана — один близ деревни Ларионово, следы которого в виде построек сохранились до настоящего времени, и другой верстах в трёх от него, в глуши при топком болоте. Полагают, что Арсений здесь при болоте основал свой (Шарпанский) скит. От него не осталось никаких следов. При Арсении, как выдающемся ревнителе древнего благочестия, скит стал быстро разрастаться и процветать. По словам староверов, Арсений был великий подвижник и постник — настолько воздержанный в пище, что на светлое Христово Воскресенье вкушал вместо яиц — луковицу. Помимо самого строителя в скит привлекала поклонников чудотворная икона Казанской Божией Матери — его Покровительница [Милотворский И.А. История заселения Семёновского уезда и города Семёнова / СИМ733-1 (машинописный текст)].
Арсений признавал правильными только тех священников, которые были рукоположены до исправления книг Никоном. Когда же перемерли старинные священники, то старообрядцы — последователи Арсения сделались беспоповцами, с середины XVIII века в документах ещё встречается упоминание о старообрядцах Арсеньева толка, но впоследствии название это исчезает [Антонов С. Святые мощи на дачном участке // Старообрядец: Газета для старообрядцев всех согласий Н.Новгород]. Кроме Шарпанского скита тот же Арсений основал рядом с нынешним городом Семёновым при деревне Хвостикове другой скит — Арсениев, где и жил до своей кончины около 1682 года, потерявший потом это имя и сделавшийся известным под именем Онуфриевского (по имени его преемника).
Последователи Арсения образовали отдельный «толк» (разновидность учения, который в первое время назывался «Арсеньевщиной»). Однако это название «толка» скоро утерялось и последователи его учения стали называться «Спасово согласие».
Могила Арсения находится в трёх верстах от деревни Хвостиково по направлению к деревне Ларионовой; тут же до самого последнего времени была часовня и следы могил — скитское кладбище, при котором, по верованию староверов, находилась и гробница с мощами Арсения — одного из первых учителей Древлеправославия, подвизавшихся в пределах Семибратской долины. В настоящее время могила его находится в забвении и мало кем посещается.
Кроме Арсения ещё семеро монахов: Адриан, Никонур, Онуфрий, Парфений, Софоний, Трифилий попали в лесные дебри Семёновского уезда и занялись скитским строительством поблизости от г. Семёнова, почему эта местность и получила название «Семибратской долины» или «Монастырщины».
____________________________
Одновременно с Шарпанским и Онуфриевским скитами (1677) был основан беглым Соловецким чернецом (из числа семи братьев) Софонтиев скит во имя Св. Духа. Последний находился в глухом лесу, верстах в шести от Семёнова и трёх от деревни Деяново, неподалёку от большой дороги, ведущей из Н.Новгорода в г. Семёнов [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 89, 90, 91, 92].
Софоний был первым беглым от церкви попом, поставленным уже по исправленным книгам. «Софоний — же отец поставлен по новоизданным книгам», читаем в сказании о его жизни. Это беглец из Соловков в числе семерых, чёрный поп, ученик Тобольского протопопа Аввакума был принят «на старом Керженце» Дионисием Шуйским. О нём упоминается много раз, как отце духовном (духовнике) для лиц, спасавшихся в Чернораменских лесах. Есть указание многих лиц и о том, что они от него «восприняли» и самое пострижение, а после пострижения исповедывал и причащал их старец Софоний в Керженских лесах, в келье. В настоящее время осталась только одна могила Софония «идеже тело его нетленно почивает». Самый скит был разрушен Питиримом в 1725 году до основания [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 92].
Одновременно с Шарпанским и Онуфриевским скитами (1677) был основан беглым Соловецким чернецом (из числа семи братьев) Софонтиев скит во имя Св. Духа. Последний находился в глухом лесу, верстах в шести от Семёнова и трёх от деревни Деяново, неподалёку от большой дороги, ведущей из Н.Новгорода в г. Семёнов [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 89, 90, 91, 92].
Софоний был первым беглым от церкви попом, поставленным уже по исправленным книгам. «Софоний — же отец поставлен по новоизданным книгам», читаем в сказании о его жизни. Это беглец из Соловков в числе семерых, чёрный поп, ученик Тобольского протопопа Аввакума был принят «на старом Керженце» Дионисием Шуйским. О нём упоминается много раз, как отце духовном (духовнике) для лиц, спасавшихся в Чернораменских лесах. Есть указание многих лиц и о том, что они от него «восприняли» и самое пострижение, а после пострижения исповедывал и причащал их старец Софоний в Керженских лесах, в келье. В настоящее время осталась только одна могила Софония «идеже тело его нетленно почивает». Самый скит был разрушен Питиримом в 1725 году до основания [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 92].
______________________________
Как правило, каждый скит возрождался исключительно стараниями какого-либо старца или старицы (скитниц-женщин было несравненно больше, чем мужчин). Чаще такие подвижники выделялись как люди особенные, будучи «не от мира сего». От других людей они отличались всем: и видом своим, и одеянием, нося рясы, апостольники, венец и наметки; образом жизни, строгим соблюдением постов, грамотностью и начитанностью; особенным усердием к продолжительному молитвословию, знанием церковных уставов, что, как и где положено читать во время богослужения; преданностью старине, силой веры, за которую были способны претерпеть всякие муки — дыбу, палки, кнут, ослепление, вырывание ноздрей и даже пожертвовать жизнью и быть заживо сожжёнными.
Вот такие именно старцы — со стойким характером и крепкой верой и положили начало скитской жизни в Семёновском уезде в первые годы патриаршества Никона.
Все исследователи раскола и сами староверы в лице своих начётчиков и учителей считают, что основателями первого скита были беглые монахи смоленского Бюзюкова монастыря Сергей Салтыков и Ефрем Потёмкин. Скит Салтыкова и Потёмкина скоро сделался известным, слава о нём распространилась далеко за пределы округа «Смольяны», он считался у древлеправославных святым местом. Сергий в старых летописях отмечается как «твердыня святоотеческих правил» и «он зело бяше искусен житием и великий ревнитель в древлецерковных законах». Преемником названных двух учителей Древлеправославия по управлению скитом был старец Дионисий Шуйский (из боярского рода), «способный отдать свою душу за древлецерковное благочестие». Он в своё время пользовался у староверов особенным авторитетом и популярностью даже большей, чем его предшественники Салтыков и Потёмкин. И это потому, что у него были запасные миро и Святые дары, освящённые ещё при патриархе Иосифе. Потому-то староверы и говорят, что им пришло благословение на Керженце. Насколько был велик скит, сведений не сохранилось [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 86, 87].
На месте бывшего скита в недалёком прошлом можно было отличить 12 насыпей могил и на них 12 камней. Один из них лежал на могиле Дионисия и 11 — на могилах монахов, его подвижников. Старообрядцы свидетельствуют, что мощи старца Дионисия нетленны и почивают тут под спудом. Не лишне отметить, что «Смольяны» с момента своего основания до самого закрытия (разорения) были приютом всех сановных староверов. Про Дионисия Шуйского в сказаниях читаем, что этот «священноинок пребываше несколько лет в великом подвизе и предста в вечный покой в ските в 1690 году». Слава скита стала падать, а в 1694 году он был окончательно уничтожен и разорён [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 87–88].
Как правило, каждый скит возрождался исключительно стараниями какого-либо старца или старицы (скитниц-женщин было несравненно больше, чем мужчин). Чаще такие подвижники выделялись как люди особенные, будучи «не от мира сего». От других людей они отличались всем: и видом своим, и одеянием, нося рясы, апостольники, венец и наметки; образом жизни, строгим соблюдением постов, грамотностью и начитанностью; особенным усердием к продолжительному молитвословию, знанием церковных уставов, что, как и где положено читать во время богослужения; преданностью старине, силой веры, за которую были способны претерпеть всякие муки — дыбу, палки, кнут, ослепление, вырывание ноздрей и даже пожертвовать жизнью и быть заживо сожжёнными.
Вот такие именно старцы — со стойким характером и крепкой верой и положили начало скитской жизни в Семёновском уезде в первые годы патриаршества Никона.
Все исследователи раскола и сами староверы в лице своих начётчиков и учителей считают, что основателями первого скита были беглые монахи смоленского Бюзюкова монастыря Сергей Салтыков и Ефрем Потёмкин. Скит Салтыкова и Потёмкина скоро сделался известным, слава о нём распространилась далеко за пределы округа «Смольяны», он считался у древлеправославных святым местом. Сергий в старых летописях отмечается как «твердыня святоотеческих правил» и «он зело бяше искусен житием и великий ревнитель в древлецерковных законах». Преемником названных двух учителей Древлеправославия по управлению скитом был старец Дионисий Шуйский (из боярского рода), «способный отдать свою душу за древлецерковное благочестие». Он в своё время пользовался у староверов особенным авторитетом и популярностью даже большей, чем его предшественники Салтыков и Потёмкин. И это потому, что у него были запасные миро и Святые дары, освящённые ещё при патриархе Иосифе. Потому-то староверы и говорят, что им пришло благословение на Керженце. Насколько был велик скит, сведений не сохранилось [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 86, 87].
На месте бывшего скита в недалёком прошлом можно было отличить 12 насыпей могил и на них 12 камней. Один из них лежал на могиле Дионисия и 11 — на могилах монахов, его подвижников. Старообрядцы свидетельствуют, что мощи старца Дионисия нетленны и почивают тут под спудом. Не лишне отметить, что «Смольяны» с момента своего основания до самого закрытия (разорения) были приютом всех сановных староверов. Про Дионисия Шуйского в сказаниях читаем, что этот «священноинок пребываше несколько лет в великом подвизе и предста в вечный покой в ските в 1690 году». Слава скита стала падать, а в 1694 году он был окончательно уничтожен и разорён [Милотворский И.А. Указ. соч. С. 87–88].
______________________________
Одним из первых скитов, возникших на берегах реки Керженец, был Керженский скит, хотя его ранняя история свидетельствует о том, что первоначально его кельи находились на территории Комаровского женского скита. До 1812 года в нём была мужская обитель, человек 40, один из которых был монах Тарасий.
Во время Отечественной войны 1812 года нашли приют в керженских скитах многие московские старообрядцы, бежавшие из сожжённой французами Москвы. Вернувшись в освобождённую от врагов столицу, они пожертвовали значительные суммы денег на возобновление старых и устройство новых обителей — скитов.
Гостившие в Комарове зимой 1812–1813 годов московские купцы стали советовать мужской обители перебраться на новые места и не только советовали словесно, но и предоставили для этого, более привольного нового жилья, материальные средства. Скит располагался на самом берегу реки Керженец и стоял уединённо в глухих лесах. Скит имел деревянную молельню и несколько келий, сразу же за ним начинался вековой сосновый бор, а из окон было видно, как несёт свои воды Керженец. В 1850 году был образован Благовещенский Керженский единоверческий монастырь, третьего (низшего) класса. Располагался он на месте и в зданиях прежнего Керженского скита, в 24 верстах от уездного города Семёнова. Старообрядцы в округе говорили, что Бог не простит захвата и накажет новых обитателей, никонианских монахов. Предсказание сбылось: в конце августа 1852 года пожар охватил монастырские постройки, в огне сгорели все 10 келий и другие строения. Во время пожара удалось спасти чудотворную икону Казанской Богородицы, особо почитаемую старообрядцами. Фактически монастырь предстояло восстанавливать заново [Коршак С. Керженский монастырь // Борская правда. 1998. 18 августа].
Ещё один скит — Оленевский, находился в 24 километрах к юго-востоку от города Семёнова Нижегородской губернии. Это один из древнейших скитов, возникший задолго до раскола. Легенда связывает основание скита с нашествием Улу-Махмета на Нижегородские земли в 1439 году.
Разорив Макарьевский монастырь, Улу-Махмет самого Макария как пленника отвёл в Казань, но скоро отпустил, взяв с него слово более монастыря не возобновлять. Макарий, возвратившись на пепелище своего монастыря, убитых иноков похоронил и с горстью оставшихся в живых отправился через дремучие леса Семёновского уезда. Путь был длинен и труден, говорит предание. Монахи изнемогали от усталости и голода. И вот им, находящимся в таком тяжёлом положении, был послан для утоления голода олень (по древнему выражению — лось). Но это было 28 июня накануне Петрова дня. Преподобный Макарий убедил голодных монахов не убивать оленя в этот день, так как был ещё пост, а оставить это дело на завтра. А когда монахи возразили, что оленя на завтра они могут уже не встретить, преподобный успокоил их, сказав, что и завтра он будет тут же и в доказательство этого предложил оленю обрезать ухо. Действительно, на другой день — 29 июня, в день Петра и Павла, олень с обрезанным ухом явился к ним снова, они его зарезали и тем утолили свой голод. Благодарные Богу за избавление от голодной смерти монахи и устроили на этом месте скит, который и стал именоваться Оленевским.
По другому сказанию (преданию), Оленевский скит обязан своим возникновением Анфисе Колычевой — родственнице митрополита Филиппа, сосланной сюда вместе с другими Колычевыми Иоанном Грозным (1568) в отместку Филиппу за его резкие обличительные речи против царя. Колычева пользовалась в скиту большим авторитетом, и имя её сохранилось в скиту. Одна из 25 обителей скита и теперь именуется Анфисиной. Настоятельницей Анфисиной обители потом, много лет спустя, была мать Маргарита, с которой Мельников П.И. срисовал мать Манефу в своем романе «В лесах». После разорения скитов (1853) она поселилась в г. Семёнове, где у неё в 1869 году был Мельников П.И. и видел образ святого Филиппа, написанный по преданию Анфисой Колычевой. Умерла Маргарита в г. Семёнове в 1874 году.
Одним из первых скитов, возникших на берегах реки Керженец, был Керженский скит, хотя его ранняя история свидетельствует о том, что первоначально его кельи находились на территории Комаровского женского скита. До 1812 года в нём была мужская обитель, человек 40, один из которых был монах Тарасий.
Во время Отечественной войны 1812 года нашли приют в керженских скитах многие московские старообрядцы, бежавшие из сожжённой французами Москвы. Вернувшись в освобождённую от врагов столицу, они пожертвовали значительные суммы денег на возобновление старых и устройство новых обителей — скитов.
Гостившие в Комарове зимой 1812–1813 годов московские купцы стали советовать мужской обители перебраться на новые места и не только советовали словесно, но и предоставили для этого, более привольного нового жилья, материальные средства. Скит располагался на самом берегу реки Керженец и стоял уединённо в глухих лесах. Скит имел деревянную молельню и несколько келий, сразу же за ним начинался вековой сосновый бор, а из окон было видно, как несёт свои воды Керженец. В 1850 году был образован Благовещенский Керженский единоверческий монастырь, третьего (низшего) класса. Располагался он на месте и в зданиях прежнего Керженского скита, в 24 верстах от уездного города Семёнова. Старообрядцы в округе говорили, что Бог не простит захвата и накажет новых обитателей, никонианских монахов. Предсказание сбылось: в конце августа 1852 года пожар охватил монастырские постройки, в огне сгорели все 10 келий и другие строения. Во время пожара удалось спасти чудотворную икону Казанской Богородицы, особо почитаемую старообрядцами. Фактически монастырь предстояло восстанавливать заново [Коршак С. Керженский монастырь // Борская правда. 1998. 18 августа].
Ещё один скит — Оленевский, находился в 24 километрах к юго-востоку от города Семёнова Нижегородской губернии. Это один из древнейших скитов, возникший задолго до раскола. Легенда связывает основание скита с нашествием Улу-Махмета на Нижегородские земли в 1439 году.
Разорив Макарьевский монастырь, Улу-Махмет самого Макария как пленника отвёл в Казань, но скоро отпустил, взяв с него слово более монастыря не возобновлять. Макарий, возвратившись на пепелище своего монастыря, убитых иноков похоронил и с горстью оставшихся в живых отправился через дремучие леса Семёновского уезда. Путь был длинен и труден, говорит предание. Монахи изнемогали от усталости и голода. И вот им, находящимся в таком тяжёлом положении, был послан для утоления голода олень (по древнему выражению — лось). Но это было 28 июня накануне Петрова дня. Преподобный Макарий убедил голодных монахов не убивать оленя в этот день, так как был ещё пост, а оставить это дело на завтра. А когда монахи возразили, что оленя на завтра они могут уже не встретить, преподобный успокоил их, сказав, что и завтра он будет тут же и в доказательство этого предложил оленю обрезать ухо. Действительно, на другой день — 29 июня, в день Петра и Павла, олень с обрезанным ухом явился к ним снова, они его зарезали и тем утолили свой голод. Благодарные Богу за избавление от голодной смерти монахи и устроили на этом месте скит, который и стал именоваться Оленевским.
По другому сказанию (преданию), Оленевский скит обязан своим возникновением Анфисе Колычевой — родственнице митрополита Филиппа, сосланной сюда вместе с другими Колычевыми Иоанном Грозным (1568) в отместку Филиппу за его резкие обличительные речи против царя. Колычева пользовалась в скиту большим авторитетом, и имя её сохранилось в скиту. Одна из 25 обителей скита и теперь именуется Анфисиной. Настоятельницей Анфисиной обители потом, много лет спустя, была мать Маргарита, с которой Мельников П.И. срисовал мать Манефу в своем романе «В лесах». После разорения скитов (1853) она поселилась в г. Семёнове, где у неё в 1869 году был Мельников П.И. и видел образ святого Филиппа, написанный по преданию Анфисой Колычевой. Умерла Маргарита в г. Семёнове в 1874 году.
_____________________________
Комаровский скит — один из старейших и крупнейших на Керженце, место действия романа Мельникова-Печёрского П.И. «В лесах». Мельников-Печерский в «Отчёте о современном состоянии раскола…» также описывает Комаровский скит как один из старейших и крупнейших на Керженце [Мельников-Печерский П.И. Отчёт о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии // Действия НГУАК. Н.Новгород, 1909. Т. 9]. Он был основан в конце XVII – начале XVIII веков, в 36 км к северо-западу от Семёнова, у деревень Елфимово и Васильево. Название, согласно преданию, получено по прозвищу первопоселенца — крестьянина Комара. Скит подвергся разорению при Питириме, но после указа 1762 года восстановлен. В XVIII веке в скиту была основана обитель Бояркина, получившая название по основательнице — княжне Волховской. Первоначально эта обитель заселялась женщинами знатных родов. До 50‑х годов XIX века в часовне обители сохранялась как святыня Александровская лента с орденским крестом, принадлежавшая Лопухину — дяде основательницы обители. В начале XIX века Комаровский скит насчитывал 35 обителей, в 1826 году — 26, в 1853 году — 12 обителей, 3 часовни и 2 моленные. Одновременно в скиту проживало до 500 скитниц и столько же послушниц. В XIX веке, после наступления Наполеона на Москву, скит пополнился переселенцами Рогожской общины с семьями. По свидетельству новообрядческого иеромонаха Иоанна (1837), в монашество жителей скита постригали беглые от официальной церкви иеромонахи. Обители возглавлялись игуменами и игуменьями (согласие определялось как беглопоповское, «перемазанщики»). Кроме обителей скит включал в себя жилища семейных крестьян с чадами, а также — «сиротские». «Сиротами» называли не принадлежавших к общине скитских поселенцев, кормящихся от собственных средств, в период работы Нижегородской ярмарки собиравших в Нижнем пожертвования на скит от купцов-старообрядцев.
Обители скита построены были по типу «стаи» — многосрубного двухэтажного строения с крытым двором, переходами, сенями, светлицами. По сторонам длинного коридора располагались чистые келейки. Коридор выводил в просторную, роскошно убранную моленную, в которой служба совершалась ежедневно. На весь Керженец скит славился чистотой и дисциплиной. Возле Манефиной обители для нужд скитниц были вырыты два пруда.
В скиту прежде было 8–10 старых кладбищ, из которых до сих пор почитаются два: у запустелой обители Ионы Курносого, старообрядческого писателя, начётчика, «соборного старца», признаваемого преподобным (здесь же росла чудодейственная ель, кору которой старообрядцы грызли в надежде избавиться от зубной боли), могила настоятельницы Манефы (умерла в 1816 году), признанной также преподобной и подающей чудесные исцеления всем приходящим. Могила матери Манефы была устроена в виде каменной гробницы под деревянным навесом. Рядом на звоннице висели три колокола. Кроме того, по описанию, сделанному в 1917 году Прилуцким Ю., на гробнице читались надписи: «Духовныя моя сестры и спостницы не забудите мне егда молитеся но видевшее мой гроб поминайте мою любовь и молитеся Христу да учинит дух мои с праведными». «Сооружен сей памятник усердием преданного духом к покойной Московской первой гильдии купца Филиппа Яковлевича Касаткина. 1818 года июня третьего дня. Москва».
Комаровский скит — один из старейших и крупнейших на Керженце, место действия романа Мельникова-Печёрского П.И. «В лесах». Мельников-Печерский в «Отчёте о современном состоянии раскола…» также описывает Комаровский скит как один из старейших и крупнейших на Керженце [Мельников-Печерский П.И. Отчёт о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии // Действия НГУАК. Н.Новгород, 1909. Т. 9]. Он был основан в конце XVII – начале XVIII веков, в 36 км к северо-западу от Семёнова, у деревень Елфимово и Васильево. Название, согласно преданию, получено по прозвищу первопоселенца — крестьянина Комара. Скит подвергся разорению при Питириме, но после указа 1762 года восстановлен. В XVIII веке в скиту была основана обитель Бояркина, получившая название по основательнице — княжне Волховской. Первоначально эта обитель заселялась женщинами знатных родов. До 50‑х годов XIX века в часовне обители сохранялась как святыня Александровская лента с орденским крестом, принадлежавшая Лопухину — дяде основательницы обители. В начале XIX века Комаровский скит насчитывал 35 обителей, в 1826 году — 26, в 1853 году — 12 обителей, 3 часовни и 2 моленные. Одновременно в скиту проживало до 500 скитниц и столько же послушниц. В XIX веке, после наступления Наполеона на Москву, скит пополнился переселенцами Рогожской общины с семьями. По свидетельству новообрядческого иеромонаха Иоанна (1837), в монашество жителей скита постригали беглые от официальной церкви иеромонахи. Обители возглавлялись игуменами и игуменьями (согласие определялось как беглопоповское, «перемазанщики»). Кроме обителей скит включал в себя жилища семейных крестьян с чадами, а также — «сиротские». «Сиротами» называли не принадлежавших к общине скитских поселенцев, кормящихся от собственных средств, в период работы Нижегородской ярмарки собиравших в Нижнем пожертвования на скит от купцов-старообрядцев.
Обители скита построены были по типу «стаи» — многосрубного двухэтажного строения с крытым двором, переходами, сенями, светлицами. По сторонам длинного коридора располагались чистые келейки. Коридор выводил в просторную, роскошно убранную моленную, в которой служба совершалась ежедневно. На весь Керженец скит славился чистотой и дисциплиной. Возле Манефиной обители для нужд скитниц были вырыты два пруда.
В скиту прежде было 8–10 старых кладбищ, из которых до сих пор почитаются два: у запустелой обители Ионы Курносого, старообрядческого писателя, начётчика, «соборного старца», признаваемого преподобным (здесь же росла чудодейственная ель, кору которой старообрядцы грызли в надежде избавиться от зубной боли), могила настоятельницы Манефы (умерла в 1816 году), признанной также преподобной и подающей чудесные исцеления всем приходящим. Могила матери Манефы была устроена в виде каменной гробницы под деревянным навесом. Рядом на звоннице висели три колокола. Кроме того, по описанию, сделанному в 1917 году Прилуцким Ю., на гробнице читались надписи: «Духовныя моя сестры и спостницы не забудите мне егда молитеся но видевшее мой гроб поминайте мою любовь и молитеся Христу да учинит дух мои с праведными». «Сооружен сей памятник усердием преданного духом к покойной Московской первой гильдии купца Филиппа Яковлевича Касаткина. 1818 года июня третьего дня. Москва».
Выполняя повеление Николая I от 1 марта 1853 года об уничтожении скитов в Семёновском уезде и предписание Министра Внутренних дел о перемещении в один скит всех скитников, нижегородские власти в 1855 году приняли решение переселить 40 человек из Комаровского в Улангерский скит. Несмотря на то, что в скиту начали разбирать часовни, проект переселения не осуществился. Обитательницы Манефиной обители, как и многие выселенные жители других скитов, нашли пристанище в Семёнове. Хотя в рапортах семёновских священников за 1856 год Комаровский скит указан как «бывший», некоторые его жительницы не покинули прежнего поселения и продолжали носить иноческие одеяния. В 1860 году были восстановлены старообрядческие кладбища. Упразднение скита не состоялось. В 1911 году Комаровские кельи и их настоятельницу Матрёну Филатьевну (с 1914 года — мать Манефу) посетил в своём путешествии по святым местам Уткин Д.Н., о чём оставил воспоминания. Матушка Манефа умерла в 1934 году и покоится на Комаровском кладбище. Традиции обучения детей грамоте, благочестию, церковному пению сохранялись в Комаровском скиту на протяжении веков, вплоть до 30‑х годов XX века, когда (примерно в 1926 году) скит был расселён.
_________________________
Голендухин скит. Голендуха известна в числе первых подвижников старообрядчества, бежавших на Керженец в конце XVII – начале XVIII веков. Голендуха была основательницей скита, принимала участие в догматических спорах о письмах Аввакума, происходивших в керженских скитах в первые десятилетия XVIII века. Скит был разорён Питиримом, но возобновился вскоре и просуществовал до начала XIX века [там же]. Место бывшего скита Голендухи до сих пор носит название Голендухин дол и почитается старообрядцами.
Улангерский скит был одним из самых знаменитых среди Керженских скитов. Уже в 1718 году упоминаются стоявшие по реке Улангер кельи пустынниц. Во времена Питиримова разорения они были уничтожены. Возрождение скита произошло в 1780‑х годах, когда сюда перебрались насельники Старого Улангеря. Скит Улангерский прославился, дорожили им московские и других городов старообрядцы. «Знайте, дескать, что и меж нас есть родовые дворяне благородные», и щедрой рукой сыпали в Улангер подаяния. И жизнь в том скиту была безопасней и привольнее, чем по другим, — и попы, и полиция не так смело к нему подступали. О разорении этого скита говорится: «И неведомо от чего прогневался Господь на Улангерские обители: в пору необычную на самое Богоявление нашла грозовая туча, и молния ударила в главную скитскую часовню. Поднялся вихрь и раскидал полымя по всему скиту — часа через два ничего от него не осталось. Со страха и ужаса по всем сторонам разбежались улангерские матери».
Летом галицкая боярыня Акулина Степановна из рода Свечиных с племянницей своей Федосьей Фёдоровной Сухониной «собрала во един круг разбежавшихся матушек, пошла с ними вкупе на иное место и на речке на Козленце, супротив старого скита Фундрикова ставила обитель Спаса Милостивого. По малом времени собрались сюда и другие скитские жители, и ставлено было на Козленце двенадцать обителей: десять женских, две мужские. Дворянского рода белицы и старицы до последнего времени не переводились в Улангере. Свечина всё своё имение употребила на монастырь. Она очень любила торжественную службу, и при жизни её в Улангере бывало сразу по 12 попов, присылаемых по её требованию из Иргиза». Основательница скита Сухонина схоронена на улангерских могилах. Свечина же после пожара 1815 года уехала в Комаровский скит, где вскоре и скончалась. Этот скит в год Мельниковского разорения (1853) пострадал менее других Керженских скитов (в 1854 году в нём в пяти обителях проживало 20 инокинь), но центр духовной жизни постепенно перемещался из древнего скита всё севернее, сначала в деревню Фундриково, затем, уже в начале XX века, когда и в Фундрикове моленная «запустела», — за Козленец, в деревню Ивановское, где была выстроена старообрядческая церковь, при которой служили священники. В 1875 году в Улангере осталось только 5–6 скитниц. Ныне в этой небольшой деревне всего несколько жилых домов. О прошлом напоминает лишь удивительно величественная древняя сосна да старинное кладбище посреди деревни с надгробиями из белого камня на могилах родовитых скитниц.
Можно выделить такую старообрядческую святыню как «святой колодчик и могилы сожжённых» возле деревни Осинки. Скит был основан в полутора километрах от д. Осинки, на речке Кувычиха (Келейной). Уничтожен скит во времена Питирима, сожжён вместе с пятью келейными жителями. До настоящего времени сохранились «могилы сожжённых» — пять холмиков с установленными на них голбцами, которые находятся на другой стороне просеки от «святого колодчика», недалеко от речки Кувычиха. Легенда гласит, что перед сожжением старцы успели отпустить в него «святые дары», благодаря чему колодец стал святым, а его вода целебной, не замерзает и зимой. Другая легенда говорит, что родник образовался на месте, где сожглись старцы в своей келье. В разное время предпринимались попытки погубить святыню — «в воду лили дёготь, мазут», но на следующий день источник снова оказывался кристально чистым, — ведь рядом могилы сожжённых мучеников.
Голендухин скит. Голендуха известна в числе первых подвижников старообрядчества, бежавших на Керженец в конце XVII – начале XVIII веков. Голендуха была основательницей скита, принимала участие в догматических спорах о письмах Аввакума, происходивших в керженских скитах в первые десятилетия XVIII века. Скит был разорён Питиримом, но возобновился вскоре и просуществовал до начала XIX века [там же]. Место бывшего скита Голендухи до сих пор носит название Голендухин дол и почитается старообрядцами.
Улангерский скит был одним из самых знаменитых среди Керженских скитов. Уже в 1718 году упоминаются стоявшие по реке Улангер кельи пустынниц. Во времена Питиримова разорения они были уничтожены. Возрождение скита произошло в 1780‑х годах, когда сюда перебрались насельники Старого Улангеря. Скит Улангерский прославился, дорожили им московские и других городов старообрядцы. «Знайте, дескать, что и меж нас есть родовые дворяне благородные», и щедрой рукой сыпали в Улангер подаяния. И жизнь в том скиту была безопасней и привольнее, чем по другим, — и попы, и полиция не так смело к нему подступали. О разорении этого скита говорится: «И неведомо от чего прогневался Господь на Улангерские обители: в пору необычную на самое Богоявление нашла грозовая туча, и молния ударила в главную скитскую часовню. Поднялся вихрь и раскидал полымя по всему скиту — часа через два ничего от него не осталось. Со страха и ужаса по всем сторонам разбежались улангерские матери».
Летом галицкая боярыня Акулина Степановна из рода Свечиных с племянницей своей Федосьей Фёдоровной Сухониной «собрала во един круг разбежавшихся матушек, пошла с ними вкупе на иное место и на речке на Козленце, супротив старого скита Фундрикова ставила обитель Спаса Милостивого. По малом времени собрались сюда и другие скитские жители, и ставлено было на Козленце двенадцать обителей: десять женских, две мужские. Дворянского рода белицы и старицы до последнего времени не переводились в Улангере. Свечина всё своё имение употребила на монастырь. Она очень любила торжественную службу, и при жизни её в Улангере бывало сразу по 12 попов, присылаемых по её требованию из Иргиза». Основательница скита Сухонина схоронена на улангерских могилах. Свечина же после пожара 1815 года уехала в Комаровский скит, где вскоре и скончалась. Этот скит в год Мельниковского разорения (1853) пострадал менее других Керженских скитов (в 1854 году в нём в пяти обителях проживало 20 инокинь), но центр духовной жизни постепенно перемещался из древнего скита всё севернее, сначала в деревню Фундриково, затем, уже в начале XX века, когда и в Фундрикове моленная «запустела», — за Козленец, в деревню Ивановское, где была выстроена старообрядческая церковь, при которой служили священники. В 1875 году в Улангере осталось только 5–6 скитниц. Ныне в этой небольшой деревне всего несколько жилых домов. О прошлом напоминает лишь удивительно величественная древняя сосна да старинное кладбище посреди деревни с надгробиями из белого камня на могилах родовитых скитниц.
Можно выделить такую старообрядческую святыню как «святой колодчик и могилы сожжённых» возле деревни Осинки. Скит был основан в полутора километрах от д. Осинки, на речке Кувычиха (Келейной). Уничтожен скит во времена Питирима, сожжён вместе с пятью келейными жителями. До настоящего времени сохранились «могилы сожжённых» — пять холмиков с установленными на них голбцами, которые находятся на другой стороне просеки от «святого колодчика», недалеко от речки Кувычиха. Легенда гласит, что перед сожжением старцы успели отпустить в него «святые дары», благодаря чему колодец стал святым, а его вода целебной, не замерзает и зимой. Другая легенда говорит, что родник образовался на месте, где сожглись старцы в своей келье. В разное время предпринимались попытки погубить святыню — «в воду лили дёготь, мазут», но на следующий день источник снова оказывался кристально чистым, — ведь рядом могилы сожжённых мучеников.
___________________________
В настоящее время места поселения старообрядцев стали местами паломничества и поклонения. Специальным постановлением администрации Нижегородской области взяты под охрану государства места старообрядческих скитов возле деревень Елфимово, Ларионово, Рождественское, Осинки, Оленьево, Трефилиха, Улангерь и др., т.к. именно в Семёновских лесах уцелели не только урочища со святыми могилами, но и останки дворовых построек.
Таким образом, скиты, образованные на Керженце беглыми старообрядцами, являлись центрами, где строго и тщательно береглись традиции «древлего благочестия», сохранялись духовные и культурные ценности. Семёновский край стал убежищем для старообрядцев, которые не смогли принять нововведений церковной реформы.
В настоящее время места поселения старообрядцев стали местами паломничества и поклонения. Специальным постановлением администрации Нижегородской области взяты под охрану государства места старообрядческих скитов возле деревень Елфимово, Ларионово, Рождественское, Осинки, Оленьево, Трефилиха, Улангерь и др., т.к. именно в Семёновских лесах уцелели не только урочища со святыми могилами, но и останки дворовых построек.
Таким образом, скиты, образованные на Керженце беглыми старообрядцами, являлись центрами, где строго и тщательно береглись традиции «древлего благочестия», сохранялись духовные и культурные ценности. Семёновский край стал убежищем для старообрядцев, которые не смогли принять нововведений церковной реформы.
(С небольшими изменениями от редактора)
Комментарии
Отправить комментарий