Павел епископ Коломенский, священномученик и исповедник

Коломенский епископ Павел — один из первых мучеников старообрядчества. Подобно ясной звезде он светил верным, когда над Русью сгустились мрак неверия и тьма еретическая. Но такова воля Господня, что нам мало известно о восхождении сей звезды, путеводной для каждого православного христианина. Ведомо лишь, что взошла она в нижегородских пределах.

Святой Павел родился в Нижегородском краю во дни царя и великого князя Бориса Феодоровича Годунова, при святейшем Иове, первом патриархе Московском и всея Руси. Более точное время и место рождения будущего святителя нам неизвестны. По мнению некоторых ученых Павел родился в Макарьевском уезде, в сельце Колычево, стоящем на берегу тихоструйной речки Сундовик, несущей свои воды в великую Волгу. Это правобережная сторона Волги, так называемые «горы».

Недалеко от Колычева находилось крупное село Григорово, где в 1620 г. у священника Петра родился сын Аввакум, будущий «протопоп-богатырь». А верстах в пятнадцати от Григорова находилось село Вельдеманово, где в 1605 г. у бедного крестьянина-мордвина Мины родился сын Никита, будущий «великий государь», патриарх Никон. Так, неисповедимым Божьим судом, в одном волжском лесном краю, в соседних деревнях родились и росли два будущих соратника, а затем два непримиримых врага, две ключевые фигуры русской церковной истории XVII века.

Что касается святого Павла, то мы не знаем, каким было его мирское имя, какова была жизнь его родителей. Известно лишь, что отец будущего архиерея, как и отец Аввакума, был священником, и что в семье кроме сына была еще младшая дочь Ксения.

Из Колычева отец Павла вместе с семьей перебрался в близлежащее село Кириково, где стал совершать священническое служение. Кириково было расположено всего в пяти километрах от большого торгового села Лыскова, посему в официальных документах называлось его «приселком», ныне же Кириково вошло в черту Лысково (теперь город Нижегородской обл.).

После Смутного времени служить в Кириково перешел нижегородский иерей Анания, белый поп девического Зачатьевского монастыря в Нижнем Новгороде, считавшийся одним из лучших духовников той эпохи и весьма образованным человеком.

Во второй половине 1620-х годов к Анании приехал для обучения священническому служению только что рукоположенный иерей Иоанн Неронов (1591-1670), строгий ревнитель церковного благочестия, а впоследствии один из наиболее активных и видных деятелей раннего старообрядчества. Тогда отец Иоанн познакомился с сыном второго кириковского священника – будущим Павлом Коломенским. Между ними завязалась дружба, продолжавшаяся до мученической кончины святителя.

Затем мы теряем из виду будущего епископа и встречаем его уже на другом берегу Волги, «в лесах», среди братии Макарьево-Желтоводского монастыря.

Древний монастырь, основанный преп. Макарием Желтоводским, был уничтожен татарами в 1439 г. В 1620 году обитель возобновил инок Тетюшского монастыря Аврамий. Монастырь быстро стал одним из главнейших экономических центров Поволжья и важнейшим очагом духовной жизни, притягивавшим к себе искателей иноческого жития. Среди монастырской братии мы видим многих персонажей церковной истории эпохи Раскола.

В обитель преп. Макария ушел от жестокой мачехи отрок Никита Минин. Сделав небольшой вклад деньгами, Никита жил здесь некоторое время, исполняя обязанности певчего, но затем был возвращен отцом в родной дом. В 1647-49 гг. игуменом Макарьева монастыря был Корнилий, ставший затем митрополитом Казанским и Свияжским. В 1652 г. Корнилий был среди претендентов на патриарший престол, а после избрания Никона был «начальным митрополитом» на его поставлении, то есть руководил церемонией. Вслед за Корнилием в обители игуменствовал друг протопопа Аввакума, вдовый священник из Лыскова Иларион, ставший потом рязанским архиепископом. Постриженником Желтоводского монастыря был и другой знакомец святого Аввакума, Симеон, будущий архиепископ Тобольский и Сибирский.

Без сомнения, Макариево-Желтоводский монастырь сыграл большую роль в жизни будущего коломенского епископа. Здесь сын кириковского священника принял постриг с наречением имени Павла. В монастыре он проходил строгое монашеское житие и приобщался к книжной премудрости — это позволило современникам говорить, что он был "муж свят и разума святых писании исполнен" (Повесть о боярыне Морозовой).

Первоначальное образование святой Павел получил ещё в отчем доме, а в монастыре окончательно сформиловался как книголюб, подвижник и молитвенник. В обители инок Павел, как человек исполнительный и честный, достойный доверия, был назначен на ответственную казначейскую службу, которую он исполнял с 1636 года. А через четыре года старец Аврамий, состовляя свою духовную, завещал, чтоб до поставления игумена Желтоводскою обителью управляли наиболее уважаемые монахи, в том числе и казначей Павел.

Скорее всего, именно во время своего пребывания в Макарьевом монастыре Павел был рукоположен в священники. Как большинство образованных священнослужителей той поры, отец Павел стал членом Кружка ревнителей благочестия (боголюбцев), в который входили протопопы Стефан Вонифатьев (царский духовник), Аввакум, Даниил Костромской и многие другие. Особо тесные связи поддерживал святой Павел с активнейшим боголюбцем, своим другом протопопом Иоанном Нероновым, ставшим настоятелем московского Казанского собора, что на Красной площади.

В ту пору в Русской Церкви утвердилась практика т.н. «многогласия», то есть такая манера ведения богослужения, когда один из клира читал псалмы и молитвы, а другие в то же время пели церковные гимны, которые положено петь после этих псалмов и т.д. Все это сокращало продолжительность церковных служб, однако же, делало их совершенно непонятными для самих молящихся. Кроме того, в церквах можно было услышать архаичное наонное пение, при котором текст настолько искажался, что терялось понимание смысла богослужения. Против подобных «играний и руганий» активно выступали члены Кружка ревнителей благочестия, предлагая вместо неистового многогласия степенное и последовательное единогласие, а вместо непонятного наонного пения — членораздельное наречное.

Святой Павел, как и все боголюбцы, был строгим поборником единогласного богослужения и пения на-речь, о чем свидетельствует протопоп Аввакум: «И чту и пою единогласно, и на-речь пою, против печати слово в слово…И болящих маслом соборовал — единогласно же пел, и мертвых погребал — единогласно ж пел. И келейное и церковное все единогласно ж правило было у меня, и в пути едучи и пеш идучи — единогласно все. Да не собою я затеял так. Видев в писании, со отцы трудился так: епископ Павел коломенский, Данил протопоп костромской…Да и много бысть добрых людей, все блажиша и хвалиша пение единогласное и наречное».

В июле 1651 года отец Павел был призван в Москву и возведен на почетную должность игумена Пафнутьево-Боровского монастыря. На настоятельство в прославленной обители Павел был поставлен патриархом Иосифом, по рекомендации либо Стефана Вонифатьева, либо самого Никона, ставшего к тому времени новгородским митрополитом. До Павла в Боровске игуменствовал его собрат по Макарьеву монастырю, Симеон, будущий сибирский архиепископ.

После смерти святейшего патриарха Иосифа 15 апреля 1652 г. собор высшего духовенства Русской Церкви избрал кандидатами на высочайший святительский престол «двенадцать мужей духовных», среди которых упоминаются имена Никона, митрополита Новгородского и Великолуцкого, Корнилия, митрополита Казанского и Свияжского, а также Павла, игумена Пафнутьева монастыря. По воле молодого царя Алексея Михайловича, желавшего видеть на московском престоле своего «собинного друга», патриархом был избран Никон. Участие же в выборах боровского игумена, как и остальных претендентов, являлось простою формальностью, хотя и свидетельствует о том, сколь высокого мнения о святом Павле были современники.

23 июля 1652 года состоялось наречение Никона в патриархи, а 25 июля совершилось его возведение на кафедру. В церемонии возведения принял участие и отец Павел. Ранним утром «начальный митрополит» Корнилий с Патриаршего двора, из Крестовой палаты послал за нареченным патриархом крутицкого митрополита Серапиона, архимандритов Чудова и Спасского монастыря, а так же игумена Павла. Под праздничный благовест посланники приехали к Никону и, пригласив его в Успенский собор, торжественным поездом двинулись обратно в окружении свещеносцев.

В Московском царстве всегда придавали большое значение различным церемониям, и степень участия в них конкретного человека свидетельствовала о его положении в обществе, об отношении к нему вышестоящих. Посему та почетная роль в поставлении, которая была отведена отцу Павлу, свидетельствует о его близости Никону и являлась символом благосклонности будущего патриарха.

Начало патриаршества Никона не предвещало боровскому настоятелю ничего плохого. Наоборот, 17 октября 1652 года игумен Павел был рукоположен Никоном в епископы на коломенскую и каширскую кафедру вместо удалившегося на покой и принявшего схиму владыки Рафаила. Несомненно, повышение Павла в сане было свидетельством благорасположенности к нему нового патриарха.

В ту пору резиденция коломенского епископа находилась на территории нынешнего Троицкого Новоголутвинского монастыря, где тогда располагался архиерейский дом. Греческий путешественник, архидиакон Павел Алеппский, посетивший Россию в 1654–56 гг. в свите своего отца, антиохийского патриарха Макария, и составивший подробный отчет о сем путешествии, оставил нам детальное описание епископской резиденции в Коломне. Он сообщает, что архиерейский дом «очень велик и обнесен кругом деревянной стеной», «келии или, вернее, дворец епископа, выстроены из превосходного камня и дерева». При архиерейском доме имелась «тюрьма с железными цепями и колодками для преступников». Но особенно грека поразил «сад, в коем растут чудесные яблоки, редкостные по своей красоте, цвету и вкусу».

Несмотря на свое важное значение, коломенское епископство считалось небогатым и небольшим. Хотя Павел Алеппский с трудом мог в это поверить: «говорят, что епархия эта бедна и мала, да поможет ей Бог, а она больше области трех патриархов: антиохийского, александрийского и иерусалимского!» В состав епископства кроме самой Коломны, крупного торгового центра, входили такие значительные города, как Серпухов, Кашира и Тула. По рассказу того же греческого путешественника в ведении епархии было триста стрельцов «коих оно имеет для своей охраны и защиты, для обережения своих выгод и надзора». Коломенский епископ всегда имел при себе «священников, дьяконов, монахов, чтецов, иподьяконов, певчих, чиновных лиц, поверенных, служителей и ратников, более ста человек. Ежедневно они едят и пьют за его счет и два раза в год, летом и зимой, получают жалование и одежду. Сочти, сколько нужно на них расходов!»

И от всего этого богатства, от почета и славы мира сего отказался святой Павел, пожелавший лучше мученически погибнуть, чем жить хоть и в роскоши, но с еретиками!

После владыки Рафаила, управлявшего епархией более тридцати лет, святому Павлу осталось множество дел требовавших немедленного епископского вмешательства. Таким было, например, затянувшееся судебное дело священника Максима из города Ефремова с воеводою Даниилом Карповым, который осмелился, вопреки тогдашним светским и церковным законам, судить попа Максима, что являлось присвоением архиерейских полномочий. За подобный дерзкий самосуд епископу Павлу пришлось отлучить воеводу от Церкви. Затем святитель был вынужден подвергнуть суду за бесчинное поведение и самого попа Максима.

Как видно, владыка Павел был строгим архиереем и управлял епархией, не взирая на лица. Недаром Павел Алеппский, весьма наслышанный о «суровстве» своего русского тезки, записал: «епископ распоряжается в воеводствах с властью, не допускающею прекословения… Архиерей в этой стране есть важнейший правитель, коему подчиняется воевода».

Из подробностей пребывания святителя в Коломне также известно, что он расширил трапезную при архиерейских палатах и устроил при ней зимнюю церковь во имя Покрова Богородицы — «он устроил ее над кухней и пекарной печью так, что в нее проникает теплота, и в морозное время она становится как баня…Купол этой церкви крыт зеленой черепицей и очень красив. Совне ее большой нартекс, именно место, где трапезует епископ со своими приближенными» (Павел Алеппский). Работами по постройке Покровской церкви руководил зодчий инок Давыд. Таким видим мы святителя Павла на коломенской кафедре — рачительным и заботливым хозяином, строгим ревнителем канонов, строителем храмов с толком устраивающимся на новом месте…

В 1653 г., в начале Великого поста патриарх Никон разослал по храмам «память», положившую начало церковным реформам. Этот документ произвел на боголюбцев гнетущее впечатление. Ревнители церковного благочестия собрались в Москве и, как вспоминает в своем «Житии» святой Аввакум, «задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хощет быти; сердце озябло и ноги задрожали». Встревоженный протопоп Иоанн Неронов затворился в келье кремлевского Чудова монастыря и в течение седмицы предавался непрестанной молитве. В это время был ему глас от образа Спасова: «Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати!» Сперва Иоанн рассказал о сих словах Аввакуму, а «таже коломенскому епископу Павлу» и прочим боголюбцам. Протопопы Аввакум и Даниил Костромской, «написав из книг выписки о сложении перст и о поклонех», подали их царю. Царь же передал сию грамоту патриарху.

Начались преследования защитников старины, протопопы Аввакум, Даниил, Иоанн Неронов и прочие активные ревнители были арестованы и сосланы. Остались нетронутыми лишь Стефан Внифатьев и Павел Коломенский. Никон же, расправившись со своими главными обличителями и почуствовав себя свободнее, решил устроить собор и, прикрываясь его авторитетом, "законно" продолжить церковные реформы.

В конце марта — начале апреля 1654 года по предложению патриарха царь созвал в Москве собор, чтобы рассмотреть и отменить те русские чины и обряды, которые отличались от современных греческих. Никон не был образованным человеком, посему он полностью доверялся греческим и малороссийским «советникам», которые говорили, что обрядов подобных московским Восточная церковь не знает. Историк Н.Ф. Каптерев писал, что Никон, действуя по чужому внушению, «русские церковные чины, несогласные с тогдашними греческими, прямо называет на соборе неправыми и нововводными, между тем как в действительности это были правые, старые греческие чины и обряды, некогда перешедшие на Русь от православных греков и у нас неизменно сохраняемые».

На собор Никон постарался созвать лишь тех лиц, «от которых не ожидал себе никакого противоречия, которые дрожали перед всемогущим патриархом и не отваживались на заявление своих, неугодных ему мнений» (Н.Ф. Каптерев). Прибыли пять митрополитов, четыре архиепископа и коломенский епископ. Также на соборе присутствовали одиннадцать архимандритов и игуменов, тринадцать протопопов и несколько приближенных царя. Собор проходил в Кремле, в обширном, светлом зале Златоверхого теремка царского дворца, где обычно происходили заседания Боярской думы. На соборе выступали только царь и патриарх, прочие же присутствующие молчали, не смея им перечить и одобряя все решения единогласно. Впрочем, единодушие соборян было куплено Никоном – каждому архиерею, кроме Павла Коломенского, было дано по сто рублей за молчание. А владыке Павлу патриарх не «дарствовал» денег потому, что еще до собора знал о его несогласии с начатою реформою…

Но вот Никон предложил соборянам обсудить вопрос об отмене земных поклонов на великопостной молитве Ефрема Сирина. Тут отважился встать и произнести речь святой Павел. Судя по всему, он заранее готовился к выступлению. В своей речи епископ заявил о неправильности начатых Никоном преобразований и выступил в защиту церковного предания — земных поклонов, причем свои слова владыка аргументировал ссылками на два древних рукописных богослужебных устава. Святитель говорил:

С того времени, как мы сделались христианами и получили правую веру по наследству от отцов и дедов благочестивых, мы держались этих обрядов и этой веры и теперь не согласны принять новую веру.

Но слова святого Павла не были услышаны, и собор, уступая давлению царя и патриарха, дал согласие на справу русских книг. Павел Алеппский сообщает, что, когда все прилагали подписи к соборному постановлению, «коломенский епископ, будучи нрава строптивого, не хотел принять и одобрить этот акт, ни приложить свою руку, не говоря уже о том, чтобы дать свое засвидетельствование». Однако найденная на соборе формулировка: править «против старых и греческих книг», то есть, сверяясь по древним образцам, не содержала в себе ничего еретического, и посему владыка Павел все-таки поставил подпись под соборным деянием, однако, добавил следующие слова, непреклонно оговаривая своё особое мнение о поклонах:

А что говорил на святем соборе о поклонех и тот устав харотеиной во оправдание положил зде а другой писмяной.

Как мы теперь достоверно знаем, книжная справа, одобренная собором, последовала отнюдь не по древним византийским и славянским образцам, а по современным греческим книгам, напечатанным в Европе (в униатских типографиях Рима, Венеции и Парижа). Кроме того, самое дело справы было поручено «искусным мужам» – людям весьма сомнительным и недостойным. К тому же и переводчиками новые справщики оказались весьма бездарными, их переводы отличались нелепым буквализмом и изобиловали ошибками, которые никониане исправляют до сих пор. Посему святитель Павел, увидев, что книжная справа грозит разорить святоотеческое предание и церковное благочестие, отказался от своей подписи под соборными деяниями — «блаженный и боголюбивый епископ Павел заглади своя подписания» (Житие Корнилия Выговского).

Но святой Павел жестоко должен был поплатиться за свою ревность по Бозе, за свою попытку выражать на соборе собственное суждение, несогласное с мнением патриарха. Вначале Никон пытался ласкою и лестью склонить коломенского епископа на свою сторону. Знаменитый старообрядческий писатель XVIII века Симеон Денисов в своей книге «Виноград российский» рассказывает, как Никон сперва говорил святителю «лестная словеса» и пытался убедить его в необходимости справы, указывая на «старопечатных книг просторечие». На это владыка Павел заметил, что и истины евангельские и проповедь апостольская тоже изложены простым языком. Тогда патриарх стал указывать святому Павлу на несогласие новых греческих книг и обычаев с обычаями Русской Церкви. Епископ же указал Никону на то, что современные обряды прияты греками от латинян и униатов «страха ради человеческого, а не ради страха Божия». И пусть новые греческие традиции не сходны с русскими, зато древние византийские и славянские обряды вполне согласуются с нашею церковною практикою! В подтверждение своих слов святитель показывал Никону древний рукописный богослужебный Устав.

Увидев, что святой Павел не только осмеливается перечить патриарху, но и приводит в защиту своего мнения какие-то аргументы, Никон столь исполнился гнева и духа сатанина, что накинулся на коломенского епископа, сорвал с него иноческую мантию и собственноручно избил без милости: «Тогда Никон патриарх рыкну, яко лев зол и нача бити немилостивно по ланитом преосвященнаго; и дотоле его бияше, дондеже сам изнеможе. А преосвященный Павел паде на землю, аки мертв и, мало в себе пришед, воста, бившему благодарение воздаде и стояше молча» (История о Павле, епископе Коломенском). По свидетельству протопопа Иоанна Неронова, во время избиения святителя Павла произошло некое божественное знамение — «епископа же Павла, якоже слышу от боголюбцев, и бездушная тварь видев страждуща за истину разседеся, показуя сим церковныя красоты раздрание, и при Христове бо распятии раздрася церковная завеса ото свыше даже до низу, а лукавая человеческая сердца не умяхчишася. Ох, злоба доколика успе!»

Официальные источники более осторожны в своих высказываниях, так Московский собор 1666 г., решая вопрос о низложении Никона, поставил бывшему патриарху в вину лишь то, что он коломенского епископа «из мантии обнажи жестоце и на лютая биения и наказания предаде». Подобную жестокость Никона можно объяснить как особенностями его характера, так и тем, что он не мог простить своему другу и ставленнику выступления на стороне старообрядцев.

Потом Никон приказал слугам отобрать у святителя древний устав, а самого бросить в темницу: «Тогда Никон исполнися ярости, повеле блаженнаго <Павла> обложити оковы железными и отвести в темницу за крепкою стражею и стрещи строжайши, никому не дая к нему входити и пищи не подавати кроме приставленнаго стража. И приставиша человека немилостива суща, паче же и злонравнаго и безчеловечнаго; повелеша же ему, чтобы творил великия скорби епископу Павлу и досады» (История о Павле, епископе Коломенском).

Затем, вопреки всем церковным правилам, Никон единолично лишил сана святого Павла и отправил в ссылку. Впоследствии Московский собор 1666 года поставил бывшему патриарху в вину и это: «еще же архиерея сам един низверже Никон, кроме всякаго поместнаго собора, на нем же должен бяше явити его погрешения…По низложении Павла, епископа коломенскаго, на дальняя заточения предаде, не помянув онаго словесе, яко дважды никого же казнити подобает за то же и едино преступление».

Видя такую жестокость Никона, русские епископы, многие из которых были недовольны реформами патриарха, не решились открыто выступить против изменения отеческих преданий, боясь разделить горькую участь святителя Павла. Эти архиереи, как пишет Павел Алеппский, «люди тяжелого характера и неразвитые, безмолвствовали, думая про себя: мы не станем переменять наших книг и обрядов, которые приняли исстари. Но у них не было мужества сказать это громко, так как боялись противостать гневу патриарха, будучи свидетелями того, как он низверг Павла Коломенского». Быстрая и очень крутая расправа патриарха со святителем Павлом убедила всех, что Никон не потерпит никаких заявлений, несогласных с его взглядами, что он готов жестоко покарать всякого, кто бы отважился, противоречить ему, и что царь в этом случае не защитит смелого человека от расправы с ним жестокого патриарха.

После удаления владыки Павла Никон написал клеветническое письмо к константинопольскому патриарху Паисию I. Священномученик и исповедник диакон Феодор рассказывает: «На епископа же коломеньскаго Павла, новаго исповедника, и на казанскаго протопопа Иоанна Неронова писал Никон тогда ко греческим патриархом ложныя басни, оправдуя сам себе, а на них клевеща, яко диавол, будто они составили свои новыя молитвы и чины церковные и теми людей развращают, и от соборныя церкви отделяются». Введенный в заблуждение клеветою, вселенский патриарх поверил Никону и написал ему следующий ответ:

Блюдися, брате, таковых, кои что ново вчиняют, и от церкви отделяются, таковии, рече, втории люторцы, сиречь немцы, прильщеннии от Лютера еритика невдавне.

Созданный Никоном миф о том, что епископ Павел и протопоп Иоанн составили новые «развратные» молитвы и обряды и внесли их в русские книги, тем самым «испортив» их, оказался очень живуч, хотя еще современники опровергали его: «Нам же всем православным християном по всей Руской земли ведомо о том, яко несть их творения, Павлова и Иоаннова, ни единыя молитвы, ни тропаря новаго, и единаго слова развратнаго не вложили они в старыя книги наши нигде отнюдь, и раскола в Церкви от них не бывало никакова, и у книжныя справы на печатном дворе не сижевали они никогда, и в наборщиках не бывали: ведомо о сем всей Москве великой» (св. Феодор).

По указанию Никона святой Павел вместе с несколькими монахами-прислужниками был сослан на Онежское озеро, в далекий Палеостровский Рождественский монастырь. Условия заточения в сем монастыре были весьма жестокими, недаром Павел Алеппский с содроганием писал о судьбе сосланного святителя: «умереть лучше было бы для него, чем жить там, по причине великого стеснения и жалкой жизни, постоянного мрака, голода и совершенного отсутствия хлеба; оттуда ему невозможно убежать и спастись!» Впрочем, грек нисколько не сочувствовал опальному архиерею, заявляя: «Он, епископ, был достоин того!»

Но одновременно в Палеостровском монастыре святой Павел получил и некоторую свободу. К нему «на синее, на славное Онегушко» стекалось множество старообрядцев, как мирян, так и священников, желающих получить от исповедника архипастырское благословение, совет или утешительное слово. Сим верным чадам Церкви епископ Павел «не малое время» свободно проповедовал верность святоотеческому преданию «ясным гласом и светлою душею». Изгнанный святитель с радостью и любовью принимал приходящих паломников, и так наставлял их:

– Возлюблении мои братия и чада о Господе! Стойте во благочестии и держитеся предания святых апостол и святых отец, а новых догматов, внесенных в Церковь от Никона и учеников его, не приемлите. Блюдите себе от творящих распри и раздоры, подражайте вере бывших святых российских архипастырей, а в учения странна и различна не прилагайтеся. Почитайте священника, без него не пребывайте. На покаяние приходите, посты сохраняйте, пьянственнаго пития удаляйтеся, Тела Христова не лишайтеся.

Епископ Павел провел в Палеостровском монастыре год и шесть месяцев. Но поскольку его проповедническая деятельность стала известна в Москве, он (один, без слуг) в феврале-марте 1656 г. был переведен под более строгий надзор в новгородский Хутынский монастырь, под начал архимандрита Евфимия Барашко. Никон «в ссылку сослал его <Павла> на Хутыню в монастырь Варлаама преподобнаго, а тамо бысть архимарит Барашко некто, и того Павла епископа мучил, угождая Никону врагу Христову, и за то тогда Христос отнял язык внезапу у Борашка того; и тако нем ходил до смерти» (св. Феодор).

Находясь в Хутынском монастыре, владыка Павел был полностью лишен возможности общаться с единомышленниками. Патриарх приказал не пускать паломников к святителю, а наиболее упорных в своем желании повидаться с опальным архиереем велел хватать и бросать в темницу — «Абие посылает <Никон> иных посланников, яко не дадут к нему ни единому приити, не точию священником, ниже простолюдином. Тогда уже прочее без милости начаша не точию его, но и приходящих к нему озлобляти. И тогда не точию священнии, но ниже простии смеюще яве приходити» (История о бегствующем священстве).

Тогда святой Павел по апостольскому слову «мы безумны Христа ради» (1 Кор., 4,10) взял на себя великий подвиг юродства: «Павел же той блаженный епископ начал уродствовати Христа ради» (св. Феодор). Возможно, что к сему святителя подвигли воспоминания о блаженном Прокопии Устюжском, пребывавшем некогда во иноках Хутынского монастыря, а затем принявшем «юродственное житие». Внешние наблюдатели посчитали, что Павел «изумился» — то есть, помешался умом от перенесенных страданий, но сие безумство было мнимым. В условиях начавшихся гонений было намного легче проповедовать верность древлему благочестию и призывать людей к крепкому стоянию за старую веру, прикрываясь «буйством проповеди», притворным безумием. Взяв на себя подвиг юродства, блаженный Павел во всем послушался Писания и повел жизнь равноапостольную: «До нынешнего часа терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся… Злословят нас, мы благословляем. Гонят нас, мы терпим. Хулят нас, мы утешаемся» (1 Кор., 4,11-13).

Хутынский игумен и монастырская братия, считая Павла сумасшедшим, решили не отягощать себя надзором за «безумцем» и предоставили святителю возможность бродить в окрестностях монастыря. Сию свободу владыка всецело употребил на проповедь среди окрестных жителей.

О том, что Павел Коломенский по-прежнему проповедует верность отеческим преданиям и учит народ держаться древних церковных обрядов, стало известно Никону, который решил погубить непокорного епископа. Официальные источники глухо говорят о гибели святителя: "прилучися архиереови тому изумитеся и погибнути бедному, кроме вести, от зверей ли снеден быв или в воде утопе". Протопоп Аввакум, который во время мученичества владыки Павла находился в сибирской ссылке, в Енисейском остроге, так рассказывает (на основании доступных ему свидетельств) о кончине страстотерпца: «<Никон> епископа Павла Коломенского, муча, и в новгородских пределех огнем сожег».

Наиболее подробно описывает мученичество владыки Павла святой Феодор: «Никон посла слуг своих тамо в новгородския пределы, идеже он <Павел> ходя странствовал. Они же тамо обретоша его в пусте месте идуща и похвативше его, яко волцы кроткую овцу, и убиша его до смерти, и тело его сожгоша огнем по Никонову велению. И тако тому конец рабу Божию сотвори Никон волк, дабы не обличал его законопреступника». Мученическая кончина святителя Павла последовала в 7164 году от сотворения мира (1656), 3-го апреля, в Великий Четверток...

В Великий Четверток Святая Церковь вспоминает Тайную Вечерю Спасителя. Тогда, возлежа со Своими учениками за пасхальною трапезою, Христос наставлял:

Цари господствуют над народами, и обладающие ими благодетелями нарицаются, вы же не так, но больший из вас да будет как меньший, и старший — как служащий. Ибо кто больше: возлежащий или служащий? Не возлежащий ли? А Я посреди вас как служащий (Лк, 22,25–27).

Эти слова Господни исполнил на себе святой Павел, епископ Коломенский, сошедший с высоты архиерейского престола и явившийся русскому народу «как меньший» в виде блаженного исповедника, юродивого, пошедшего с паствой без кафедры и принявшего лютую смерть за святоотеческое предание.

Источник