Памяти священномученика протопопа Аввакума

«Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие»
Деян. 14:22

«Житие» протопопа Авва́кума, в котором он рассказывает о своей жизни, страданиях и переживаниях, считается выдающимся литературным памятником XVII века. Как литературное произведение, образец яркой и образной русской речи, оно издавалось даже в годы советской власти, когда любая духовная литература была под запретом. Эту книгу сегодня читают не только старообрядцы, историки и литературоведы. Она интересна самым разным людям, которые находят в ней отклик собственным переживаниям и размышлениям. А для верующего человека «Житие» не просто собрание исторических фактов, но в первую очередь яркий пример истинного самоотверженного подвижничества. 15 декабря (н. ст.) Древлеправославная Церковь чтит память священномученика Аввакума.

***

Когда читаем мы жития святых, то часто задумываемся и недоумеваем: как люди, подверженные страданию и болезням по немощи плоти, могли жить и подвизаться, подобно ангелам бестелесным? И не только презирали и забывали всякое плотское наслаждение, но и предавали себя на муки и раны, так что подвиги их часто кажутся сверхъестественными для обыкновенной человеческой природы. Но то, что невозможно для плотского человека, с помощью Божией становится возможным для человека духовного.

Вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него (Фил. 1, 29).

Кому Господь дает искреннюю и горячую веру, тому и посылает также особые скорби и испытания, как ради сугубого венца и награды для самого подвижника, так и для доброго примера к назиданию более немощных собратьев.

Автограф Жития протопопа Аввакума

По слову апостола Павла, говорящего: «все, желающие жить благочестиво во Христе Исусе, будут гонимы» (Тим. 3, 12), страдания и лишения неизбежны для каждого человека, который захочет идти узким, но спасительным путем. Порой кажется, что Господь уже слишком строго нас наказывает, что крест выше силы и нет возможности нести его и терпеть. Но если перелистнуть страницы истории, на которых запечатлелись непридуманные рассказы о прославленных на веки святых страдальцах, то все наши тяготы и проблемы предстанут в совершенно ином свете, покажутся мелкими и незначительными.

В современном бездуховном мире редко встретишь живой образец для подражания в истинном самоотверженном подвижничестве, но можно почерпнуть много полезного, читая о добродетельной, благочестивой жизни прежде бывших христиан. Особенно это относится к русским святым, жившим в сравнительно недавний период времени. Один из самых ярких примеров — могучий образ великого, несгибаемого русского человека — священномученика и исповедника Аввакума, наиболее почитаемого и любимого святого из числа мучеников, «за древлее благочестие пострадавших».

Священномученик Аввакум. Икона XIX века. Собрание Государственного Музея Истории Религии. Фото Татьяны Игнатовой

Святые Божии угодники обычно от юных лет уже имели на себе особое благодатное предопределение, как отметку о призвании к высшему, избранному пути. О своих отроческих годах протопоп Аввакум вспоминает в знаменитом автобиографическом «Житии», им самим написанном:

Отец мой был священник Петр, мать — Марья, в инокинях — Марфа. Отец мой прилежал хмельному питию, мать же была постница и молитвеница, всегда учила меня страху Божию. Я же, некогда увидев, как у соседа умерла скотина, встал в ту ночь и перед образом плакал довольно о душе своей, поминая смерть свою, и что и мне надлежит умереть; и с той поры привык все ночи вставать на молитву.

В семнадцать лет Аввакум по теплой и сердечной молитве к Пресвятой Богородице нашел для себя достойную сподвижницу и спутницу жизни — вступил в брак с четырнадцатилетней кроткой и смиренной сиротой Анастасией, которая стала для него самым верным и незаменимым другом. Впоследствии она безропотно разделила все его многочисленные беды и гонения ради чистоты христианской веры, искренне поддерживала в праведной ревности по благочестии.

Будучи еще совсем молодым, только вступив на поприще священнодействия, иерей Аввакум увидел однажды чудесный сон, который был послан ему как пророчество о его многострадальной и страннической жизни:

А се, потом вижу третий корабль, не золотом украшен, но различными красотами испещренный — красным, и белым, и синим, и черным, и пепелесым, — так, что ум человеческий не сможет вместить красоты его и доброты. Юноша светлый, на корме его сидя, управлял его и бежал ко мне из-за Волги, как будто хотел меня поглотить. И я вскричал: “Чей это корабль?” Юноша, сидящий на нем, отвечал мне: “Твой корабль. На, плавай на нем, с женою и с детьми”. И я вострепетал и рассуждал с собою: “Что значит видимое? И какое будет это плавание?”

Многи скорби праведным и от всех их избавит я Господь (Пс. 33, 20).

Бурное житейское море поднялось штормовыми волнами на «огнепального протопопа» еще задолго до «Никоновых затеек». Истинный пастырь, «полагавший душу свою за овцы своя», не терпел насилия и произвола местных властей, но был безбоязненным защитником обиженных и беспомощных. Так, он сделал выговор богатому боярину, насильно похитившему единственную дочь у одинокой и малоимущей вдовицы.

У вдовы начальник отнял дочь. И я молил его, чтобы возвратил он сиротину к матери. Он же, презревши моление мое, воздвиг на меня бурю, и у церкви, пришедши с толпой людей, до смерти задавил меня. И я лежал в забытьи с полчаса и больше, пока не ожил по Божьему мановению. Он же, устрашившись, отступился от девицы. Потом научил его дьявол: пришел он в церковь, бил и волочил меня за ноги по земле в ризах, а я творил в это время молитву.

Многочисленные искушения и скорби не сломили молодого ревнителя о правилах веры и благочестия, но, напротив, укрепили и воспитали его для последующей тяжелой многолетней борьбы. Первый сокрушительный удар по древним христианским традициям и канонам, которые к тому времени сохранились не повреждено только лишь в Русском Православии, был озвучен в «Никоновой памяти», которую злополучный патриарх разослал по всем церквям к началу Великого Поста 1653 года:

По преданию святых отец и апостол, не подобает метания творити на колени, но кланяться в пояс. Креститься подобает тремя перстами.

Для православных христиан такое указание явилось совершенно неожиданным и опасным извещением, которое основательно разрушало весь привычный и многовековой уклад церковной жизни. Сам Аввакум так говорит о начале Великого раскола на Руси:

Мы, собравшись с отцами, задумались; видим, что зима хочет быть: сердце озябло, и ноги задрожали. Неронов (протопоп Иван Неронов — сподвижник Аввакума, настоятель Казанского собора в Москве, — прим. ред.) мне приказал церковь, а сам скрылся в Чудов монастырь, всю седмицу один молился в келье. И там ему был глас от образа во время молитвы: “Время приспело к страданию, подобает вам неослабно страдать!”

Обложка Жития протопопа Аввакума. Москва, Гослитиздат, 1960 г.

В том же 1653 году начались жестокие гонения против защитников старой веры. Протопоп Аввакум, к которому очень благоволила кроткая и благочестивая царица Марья Ильинична, избежал тогда расстрижения и смертной казни, но его ожидало новое многотрудное испытание — десятилетняя ссылка вместе с женою и малыми детьми в далекую и дикую Даурию, под начало сурового, безнравственного человека — царского воеводы Афанасия Пашкова. Пашкову был дан особый указ: всячески притеснять и угнетать Аввакума. Воевода, в соответствии со своим бесчеловечным характером, свободно изощрялся в самых жестоких и мучительных издевательствах.

Первое серьезное столкновение между воеводой и протопопом случилось, когда последний, согласно своему обычаю, заступился за двух престарелых вдовиц, которых Пашков хотел было насильственно выдать замуж. Пашков собственноручно бил Аввакума по щекам и сбил его с ног, потом велел избивать кнутом так, что следы от тех побоев давали о себе знать еще долгие годы. Чуть живого от ран, Аввакума сковали по рукам и ногам и полураздетого бросили на улице на всю ночь, под открытым небом и студеным осенним дождем со снегом.

Следующее испытание — холодная тюрьма в Братском остроге:

Сидел до Филипова поста в студеной башне. Там зима в те поры живет, да Бог грел и без платья всяко. Что собачка, в соломе лежу на животе, на спине лежать тогда нельзя было. Есть-то, после побоев тех хотелось, да неволя есть неволя, коли пожалуют, так дадут. Безчинники ругались надо мной: иногда одного хлеба дадут, а иногда ветчинки одной, невареной, иногда масла коровьего, но без хлеба. Я-таки, что собака, так и ем. Не умывался ведь, да и кланяться не мог, лишь на крест Христов погляжу, да помолюсь… В шестую неделю после побоев перевели меня в теплую избу, и я там зимовал, скованный, а жена с детьми верст за двадцать сослана была от меня. Баба Ксенья ее мучала и бранила в ту зиму. Сын мой Иван еще не велик был (старшему сыну Аввакума во время описываемых событий было 12 лет), пришел ко мне повидаться после Христова Рожества, и Пашков велел кинуть его в студеную тюрьму, где я прежде сидел. Ребячье дело — замерз было там, как сутки просидел, и Пашков велел ему обратно к матери идти. Так и не видел его. А он, как домой пришел, руки и ноги поморозил.

Голод и холод, нескончаемая таежная сибирская зима, страдания самых близких и дорогих людей — долгие годы суровых испытаний без отрадной перспективы на будущее. Краткая бумажная зарисовка никогда не даст полной картины тех подлинных томительных страданий, которые каждый день, каждый час и минуту угнетают душу и тело заключенных в неволю узников.

…На Байкаловом море паки тонул. По реке Хилке заставили меня лямку тянуть. С сильною нуждою ход тот был: и поесть некогда было, не то, что спать; целое лето бились против воды. От этой водной тяготы к осени стали у людей и у меня ноги пухнуть и живот посинел. А на другое лето и умирать стали от воды. Два лета бродил по воде, а зимою волочился за волоками, через хребты…

Обычный человек в таких условиях может только сильно озлобиться и по справедливости возненавидеть лютых своих мучителей. Но истинный христианин, чье сердце является обителью для Самого Христа Бога, через все эти тягостные скорби только возрастает духовно и совершенствуется, приближаясь душою к Христу, Который есть и Свет, и Тепло, и Хлеб Животный на духовной трапезе. Такой человек способен к исполнению высшей заповеди в христианстве — самоотвержению, которое проявляется в искреннем и бескорыстном милосердии по отношению к самым жестоким своим гонителям. Судьба переменчива — в 1663 году царь Алексей вновь обратился на милость к многострадальному Аввакуму и не только позволил возвратиться ему в Москву, но и дал ему почетное место при дворе. Многие стали пророчить протопопа на высокую должность царского духовника. Тогда Пашков сам оказался в полном распоряжении Аввакума:

Царь мне его головою выдал, Бог так изволил. Давал он мне на Москве и денег много, да я не взял: “Мне, говорю, спасение твое только надобно, а не деньги, постригись, говорю, так и Бог тебя простит”. Видит он беду неминуемую, прислал ко мне со слезами. Я к нему на двор пришел, и он пал передо мною, говорит: “Волен Бог да и ты со мною”. Я, простив его, с черницами чудовскими постриг его и посхимил, а Бог ему и еще трудов прибавил, потому что много докучал я Христу о том, чтобы Он его к себе присвоил. Рука и нога у него отсохли, из кельи он не выходил, а мне любо было сильно, чтобы его Бог Царствию Небесному сподобил. Докучаю и ныне о нем, но и надеюсь на Христову милость, чаю, помилует нас с ним, бедных!

Титульный лист Жития протопопа Аввакума. Москва, Гослитиздат, 1960 г.

Но недолгим было временное облегчение для Аввакума, в 1664 году его ожидала новая ссылка… После «разбойнического собора» 1666-67 годов Аввакум, проклятый и расстриженный вместе с тремя своими сподвижниками, был сослан на пожизненное заключение в далекий заполярный край в город Пустозерск, где узников встретили одиночные земляные срубы. Так, заживо погребенные, томились они в течение долгих пятнадцати лет, пока не пришел из Москвы указ о суровой их казни через сожжение, по обвинению «в тяжкой хуле на царский дом».

Для грешного человека смерть — это конечное растление, погибель души и тела, начало нового беспросветного бытия, суть которого — вечное наказание за совершенные при жизни злодеяния. Для святого же, напротив, временная смерть являет собою радость рождения к лучшей и совершеннейшей жизни.

Претерпевший же до конца, спасется (Мф. 10, 22).

Выйдя после пятнадцатилетнего заключения в первый раз на свет Божий, Аввакум ничуть не изменился, оставаясь все тем же «огнепальным» протопопом. И даже на самом костре, посреди жгучего пламени, забывая о теле своем и о естественном страдании, больше горел он внутренним огнем любви ко Христу Богу и к ближним собратьям, в последние минуты своей земной жизни завещая им хранить веру православную и истинное крестное знамение, чтобы наследовать вечное блаженство и спасение души.

Верный в малом и во многом верен (Лк., 16, 10).

Незначительные на первый взгляд отступления от истины приводят со временем к очень неприглядным и печальным последствиям. То, что благочестивым православным христианам может показаться нелепым и лишенным всякого здравого смысла, для современного псевдодуховного общества вполне приемлемо, служит поводом к серьезному философскому обсуждению. Это относится к тем людям, о которых святой апостол Павел говорит, что «они всегда учатся, и никогда не могут дойти до познания истины» (2-е к Тим., 3,7). Человеку, привыкшему жить по желаниям и требованиям своей плоти и страстным движениям души, трудно перемениться и принять на веру все правила и традиции древнего благочестия, которые требуют воздержания, поста и молитвы.

В дремучем непроходимом лесу легко бывает заблудиться, но очень трудно выйти потом на верную дорогу. Для христианина земная жизнь — это только подготовка к вечности, а праведный путь — ходить по заповедям Господним и святоотеческим преданиям. Соблазны и мудрование мира сего — опасные дебри и скрытые сети, которые ловят неопытные души к своей погибели. Молитвы святых мучеников и страдальцев ради веры — благодатное и надежное небесное покровительство, охраняющее нас и направляющее к истинной цели.

Яко апостолом подобниче, и священником наставниче, и яко путеводителю заблудшим и пастырю добрый, положивый душу свою о спасении словесных овец Христовых, молися о нас Единому Человеколюбцу Богу (тропарь священномученику и исповеднику Аввакуму).

Пусть молитвы протопопа Аввакума всегда будут с нами, наставляя нас на верный, спасительный путь!

Священномученику протопопу Аввакуму

Дни за днями ушли,
И года, словно дым, улетели,
Где-то плыли вдали
Облака, где-то ласточки пели,
А в темнице сырой
Нет весны, нет цветущего лета,
Скрыто солнце землей,
И с утра не увидишь рассвета.

То — спасения путь,
То — крутые на небо ступени,
Не сойти б, не свернуть,
Не преткнуться, не пасть на колени.
Шел Аввакум вперед
В час последний без страха, боязни,
И толпился народ,
Собирался  на место для казни.

Всюду плач и раздор,
На Руси горький стон и смятенье,
Там — дыба и костер,
Здесь — петля, и позор, и мученье…
Слезы с глаз вытирал
Бородач-северянин украдкой,
Глядя, как умирал,
Кто спешил за Христом  без оглядки.

На Великий Пяток
Встал Аввакум, как агнец к закланью,
И, молясь на восток,
Людям так говорил  на прощанье:
Не печальтесь о мне,
Ради истины я умираю,
Мне прохладно в огне,
Как свеча я для Бога сгораю.

На костер тот смотрел
Весь народ с воздыханьем и болью,
А Аввакум горел
Не огнем, но святою любовью.
И, как шествовал сам
На горячей своей колеснице,
Вечный путь к небесам
Указал вознесенной десницей.

Источник