Протоиерей Михаил Польский. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и заграницей. Глава 5
Протоиерей Михаил Польский
Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и заграницей
(Джорданвилль, 1948 г.) Глава 5
НЕКАНОНИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
5. ПРИНЯТИЕ УСЛОВИЙ ЛЕГАЛИЗАЦИИ
Митрополит Сергий, заместитель находящегося в заключении м. Петра, в свою очередь, был арестован 30 ноября/13 декабря 1926 г. "Проект обращения" м. Сергия к советской власти не был принят агентом власти, и этот в свою очередь продолжал настаивать на принятии известных четырех условий, предложенных год тому назад м. Петру. Для большей убедительности этих условий ГПУ настолько усилило репрессии против епископата, что в редкой епархии оставались еще епископы. Аресты и ссылки епископов достигли к этому моменту своего кульминационного пункта. После бесплодности своих попыток подменить твердую церковную власть своими ставленниками и спровоцировать анархию в Церкви, большевики, давя террором, продолжали переговоры о легализации с законной церковной властью.
Обновленчество нанесло вред Церкви, но при отсутствии всякого авторитета у себя и заграницей и при наличии законного церковного управления, оно не могло сделать всех тех услуг власти, которые нужны были для ее разрушительных целей. Ей оставалось овладеть волей, склонить на свои условия только каноническое возглавление Церкви, за которым стоял епископат, духовенство и вся масса народа. Наступил критический период борьбы советской власти и Церкви, одинаково важный для обеих сторон по своим последствиям.
После коротких переговоров с apхиеп. Серафимом Углицким "жертвой специальной обработки от недругов Православной Церкви, когда епископа изолируют от других", сделался снова м. Сергий.
17/30 марта 1927 г., после трех с половиною месяцев заключения, он был освобожден из тюрьмы.
Самый факт освобождения в тот момент, когда репрессии против Церкви по всей России все возрастали, сразу же возбудил ряд опасений и тревог. В то время, когда в тюрьмы бросали последних епископов, и аресты и ссылки рядового духовенства продолжались, м. Сергий получил право свободно жить в Москве, каковым правом он не пользовался даже до ареста, и жил, будучи заместителем первоиерapxa, в Нижнем Новгороде. Для большинства церковных людей стало несомненно, что м. Серий договорился с ГПУ, между ними состоялось какое-то соглашение, которое дало ему и его близким совершенно исключительное положение. (Воск. Чтение № 35, 1930).
Наконец, в атмосфере все растущего недоверия от 16/29 июня 1927 г. вышла знаменитая декларация м. Серия, как новая программа дальнейшей жизни Церкви и действий московской патриархии.
Поворотный момент
Насколько этот момент церковной жизни был резким поворотным рубежом, отделяющим одну эпоху от другой, обратимся к двум-трем ярким свидетельствам — письмам на имя м. Сергия.
"Дорогой Владыка, — пишет еп. Виктор Ижевский (два письма октябрь-декабрь 1927), — ведь вы не так давно были доблестным нашим кормчим, и для всех вожделенным нашим первопастырем, и одно воспоминание святейшего имени вашего вливало в сердца наши бодрость и радость. И вдруг такая печальная для нас перемена. Души наши изнемогают от созерцания того, что теперь происходит кругом в Церкви. Там далеко задумал отложиться Ташкент, тут бурлит и возмущается Ленинград, здесь стенет и вопиет к небу Вотландия и опять бунтует Ижевск, а там, в скорби и недоумении, приникли к земле Вятка, Пермь и пр. пр. города ... Таковое разрушение Церкви Божией есть вполне естественное и неизбежное следствие того пути, на который поставило Вас Ваше воззвание 16 июля".
"Обращение петроградского духовенства к м. Сергию гласит:
"Вспомните, что вы приняли, когда становились блюстителем русского патриаршего престола... Вы обещали бережно охранить то, единственно правильное положение, в которое Господь поставил Русскую Церковь в отношении к нынешним правителям Poccии. Это положение трудное, ибо общее имя ему — бесправие, но Церковь Вселенская уже знала его некогда в целом, в отдельных областях своих знала всегда, а русская за десять лет своего существования в соседстве советской власти, также не видала и не искала возможности иных отношений. Православные люди понимали, что власть, поставившая как одну из своих целей распространение неверия, не может не только покровительствовать Церкви, но даже и охранить внешний ее строй в границах своих владений. Мы не надеялись иметь более тесных правовых отношений к неверующей власти и не искали их. Так продолжалось в течение десяти лет, так должно было оставаться и в будущем. Вы захотели как бы помочь Церкви и исходатайствовали для нее некоторые права. Но какой ценой вы этого добились. Тою, которая для многих православных людей станет и уже становится ценой крови".
Последний возглавитель Церкви в канонический период ее управления, apxиеп. Серафим Углицкий писал м. Cepгию (24 января/8 февраля 1928):
"Вы так мудро и твердо держали знамя православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли по дороге компромиссов, противных Истине.... что же случилось ... неужели это роковое бесповоротно ... Неужели вы не найдете мужества сознаться в своем заблуждении, в своей роковой ошибке — издании вашей декларации 16/29 июня 1927 г.".
Значение Декларации
Во-первых, она принимает все условия легализации, которые Церковью, самим м. Cepгием и всем епископатом были перед этим отвергнуты. Выступление м. Сергия теперь явилось его единоличным шагом. Первый епископ был в начале в согласии со всем епископатом, но потом стал действовать "без рассуждения всех", "превысил" свою власть и нарушил "единомыслие" (Ап. 34). Таким образом, в Российской Церкви произошло событие существенного значения, и в жизни Московской Патриархии твердо определились два исторически разделенных периода: церковно-законный, канонический, и противозаконный, неканонический.
Во-вторых, декларация, а затем антиканонические действия по ней, явились причиной образования нового раскола, который возник в широком масштабе в начале и, будучи внешне раздавлен террором или административным содействием советской власти м. Сергию, не изжит в Церкви внутренне и глубоко до нынешнего дня. Раскольник, конечно, тот, кто откололся от единства с Церковью.
В-третьих, на этой принципиальной, идейной основе декларации 1927 года Московская Патриархия стоит и поддерживается советской властью до сего времени. Советский чиновник при патриархии Г. Карпов подчеркивает ее непреходящее значение, как устанавливающей нынешние отношения Церкви к советской власти (ЖМП, 12, 1944).
Декларация м. Сергия
"Едва ли нужно объяснить значение и все последствия перемены, совершающейся, таким образом, в положении нашей Православной Церкви, ея духовенства, всех церковных деятелей и учреждений..." — говорит м. Сергий в этой декларации, сообщая, что в мае текущего года "с разрешения властей организовался временный при заместителе патриарший Священный Синод". Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление; а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д.". "Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это — люди, которым кажется, что "нельзя порвать с прежним режимом и даже с монapxией, не порывая с православием; такое настроение известных церковных кругов, навлекавшее подозрение советской власти, тормозило и усилия святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с советским правительством; им придется или переломить себя и работать с нами только во имя веры, или, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дел".
После коротких переговоров с apхиеп. Серафимом Углицким "жертвой специальной обработки от недругов Православной Церкви, когда епископа изолируют от других", сделался снова м. Сергий.
17/30 марта 1927 г., после трех с половиною месяцев заключения, он был освобожден из тюрьмы.
Самый факт освобождения в тот момент, когда репрессии против Церкви по всей России все возрастали, сразу же возбудил ряд опасений и тревог. В то время, когда в тюрьмы бросали последних епископов, и аресты и ссылки рядового духовенства продолжались, м. Сергий получил право свободно жить в Москве, каковым правом он не пользовался даже до ареста, и жил, будучи заместителем первоиерapxa, в Нижнем Новгороде. Для большинства церковных людей стало несомненно, что м. Серий договорился с ГПУ, между ними состоялось какое-то соглашение, которое дало ему и его близким совершенно исключительное положение. (Воск. Чтение № 35, 1930).
Наконец, в атмосфере все растущего недоверия от 16/29 июня 1927 г. вышла знаменитая декларация м. Серия, как новая программа дальнейшей жизни Церкви и действий московской патриархии.
Поворотный момент
Насколько этот момент церковной жизни был резким поворотным рубежом, отделяющим одну эпоху от другой, обратимся к двум-трем ярким свидетельствам — письмам на имя м. Сергия.
"Дорогой Владыка, — пишет еп. Виктор Ижевский (два письма октябрь-декабрь 1927), — ведь вы не так давно были доблестным нашим кормчим, и для всех вожделенным нашим первопастырем, и одно воспоминание святейшего имени вашего вливало в сердца наши бодрость и радость. И вдруг такая печальная для нас перемена. Души наши изнемогают от созерцания того, что теперь происходит кругом в Церкви. Там далеко задумал отложиться Ташкент, тут бурлит и возмущается Ленинград, здесь стенет и вопиет к небу Вотландия и опять бунтует Ижевск, а там, в скорби и недоумении, приникли к земле Вятка, Пермь и пр. пр. города ... Таковое разрушение Церкви Божией есть вполне естественное и неизбежное следствие того пути, на который поставило Вас Ваше воззвание 16 июля".
"Обращение петроградского духовенства к м. Сергию гласит:
"Вспомните, что вы приняли, когда становились блюстителем русского патриаршего престола... Вы обещали бережно охранить то, единственно правильное положение, в которое Господь поставил Русскую Церковь в отношении к нынешним правителям Poccии. Это положение трудное, ибо общее имя ему — бесправие, но Церковь Вселенская уже знала его некогда в целом, в отдельных областях своих знала всегда, а русская за десять лет своего существования в соседстве советской власти, также не видала и не искала возможности иных отношений. Православные люди понимали, что власть, поставившая как одну из своих целей распространение неверия, не может не только покровительствовать Церкви, но даже и охранить внешний ее строй в границах своих владений. Мы не надеялись иметь более тесных правовых отношений к неверующей власти и не искали их. Так продолжалось в течение десяти лет, так должно было оставаться и в будущем. Вы захотели как бы помочь Церкви и исходатайствовали для нее некоторые права. Но какой ценой вы этого добились. Тою, которая для многих православных людей станет и уже становится ценой крови".
Последний возглавитель Церкви в канонический период ее управления, apxиеп. Серафим Углицкий писал м. Cepгию (24 января/8 февраля 1928):
"Вы так мудро и твердо держали знамя православия в первый период своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли по дороге компромиссов, противных Истине.... что же случилось ... неужели это роковое бесповоротно ... Неужели вы не найдете мужества сознаться в своем заблуждении, в своей роковой ошибке — издании вашей декларации 16/29 июня 1927 г.".
Значение Декларации
Во-первых, она принимает все условия легализации, которые Церковью, самим м. Cepгием и всем епископатом были перед этим отвергнуты. Выступление м. Сергия теперь явилось его единоличным шагом. Первый епископ был в начале в согласии со всем епископатом, но потом стал действовать "без рассуждения всех", "превысил" свою власть и нарушил "единомыслие" (Ап. 34). Таким образом, в Российской Церкви произошло событие существенного значения, и в жизни Московской Патриархии твердо определились два исторически разделенных периода: церковно-законный, канонический, и противозаконный, неканонический.
Во-вторых, декларация, а затем антиканонические действия по ней, явились причиной образования нового раскола, который возник в широком масштабе в начале и, будучи внешне раздавлен террором или административным содействием советской власти м. Сергию, не изжит в Церкви внутренне и глубоко до нынешнего дня. Раскольник, конечно, тот, кто откололся от единства с Церковью.
В-третьих, на этой принципиальной, идейной основе декларации 1927 года Московская Патриархия стоит и поддерживается советской властью до сего времени. Советский чиновник при патриархии Г. Карпов подчеркивает ее непреходящее значение, как устанавливающей нынешние отношения Церкви к советской власти (ЖМП, 12, 1944).
Декларация м. Сергия
"Едва ли нужно объяснить значение и все последствия перемены, совершающейся, таким образом, в положении нашей Православной Церкви, ея духовенства, всех церковных деятелей и учреждений..." — говорит м. Сергий в этой декларации, сообщая, что в мае текущего года "с разрешения властей организовался временный при заместителе патриарший Священный Синод". Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление; а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д.". "Мешать нам может лишь то, что мешало и в первые годы советской власти устроению церковной жизни на началах лояльности. Это — люди, которым кажется, что "нельзя порвать с прежним режимом и даже с монapxией, не порывая с православием; такое настроение известных церковных кругов, навлекавшее подозрение советской власти, тормозило и усилия святейшего Патриарха установить мирные отношения Церкви с советским правительством; им придется или переломить себя и работать с нами только во имя веры, или, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дел".
"Мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не пора ли и им пересмотреть вопрос о своих отношениях к советской власти, чтобы не порывать со своей родной церковью и родиной".
Имея задачу "поставить нашу православную русскую Церковь в правильные отношения к советскому правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования", м. Сергий заявляет, что "наша патриархия решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, радости, и успехи советского союза суть "наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи".
Наконец, сознавая значительность и ответственность своего выступления, м. Сергий объявляет своей задачей созыв второго поместного собора, который изберет центральное управление, а также вынесет решение о всех похитителях власти церковной, раздирающих хитон Христов, и в то же время даст "окончательное одобрение и предпринятому нами делу установления правильных отношений нашей Церкви к советскому правительству".
Объявляется радость, благодарственные молитвы ко Господу, всенародная благодарность советскому правительству за внимание к духовным нуждам православного населения и заверения в верности ему.
После чтения этой декларации кажется, что действительно произошло большое событие в жизни Церкви и с этого момента прекращается гонение на нее, и она делается свободно действующим учреждением в государстве. Но неужели последнее вдруг меняет свое отношение к ней только потому, что м. Серий выпускает такую декларацию? Произошло важное событие, но не такое. Почти никто не разделил объявленной радости и не поверил в успех предприятия м. Сергия. Верил ли он сам? Надо полагать, что надеялся, может быть, получить столько же, сколько получили обновленцы.
Большевицкий обман
Декларация м. Сергия была крупным авансом заведомому мошеннику и шантажисту, испытанному в аферах, и притом без всякой расписки, маленького залога, на веру одному его слову. И, конечно, обман был полный. Поймавши "каноническую" церковную власть в свои сети, большевики не дали ей ни капли того, что дали прежде обновленцам, но продолжали гонения, систематически и неослабно их усиливая еще двенадцать лет (с 1927 по 1940), доведя Церковь до полного изнеможения, когда она совершенно перестала быть опасной для советского идеологического строя.
Единственным препятствием для большевиков в деле гонений на Церковь было исповедничество всякой правды церковной властью, которое одушевляло своих верующих и свидетельствовало истину пред остальным мipoм. Сломив именно это ея духовное сопротивление, большевики развязали себе руки. Склонив на свою сторону, низложив морально единственно авторитетную церковную власть, большевики торжествовали свою победу и теперь беспощадно мстили за долгое упорное сопротивление, за былое исповедничество, и презирали, глумились, издевались, ненавидели, как может ненавидеть большевик со всей фанатической, классовой и антирелигиозной ненавистью. Легализировалось только одно высшее центральное церковное управление. Епископы на местах, даже принявшие позицию м. Сергия, не получили и малейшей гарантии личного существования и потеряли всякую связь с центром. Децентрализация, предложенная высшим церковным управлением в 1920 г., прошла в жизнь фактически, но при существовании нового церковного управления, которое навсегда оказалось дискредитированным в глазах широких масс верующего народа. Оно согласилось официально возглавлять уничтожаемую церковь не только без протеста, но, во-первых, поощряя и оправдывая гонения, подтвердив политические обвинения большевиков на церковных людей, во-вторых, прямо участвуя в них, в расправе с тою частью епископата, которая не согласилась с декларацией м. Сергия.
Расправа с епископатом
Первые месяцы существования легализированного церковного управления протекали под знаком колоссальных перемещений личного состава иерархии. Это была "проба пера": подчиняющиеся принимают новый курс, соглашаются с декларацией, легализируются вместе с его управлением. Ссыльные епископы в большинстве увольняются на покой, их кафедры замещаются новыми лицами, возвращающиеся из ссылок за отбытием срока или вообще малонадежные для советской власти назначаются на кафедры в далекие окраины. На центральные кафедры назначаются новые люди, во всеуслышание выразившие готовность следовать принципам декларации м. Сергия.
Эти массовые перемещения епископов, увольнение самых лучших и стойких, назначение новых, испытанных в своей нетвердости, запрещения в священнослужении поставили Церковь пред фактом существования новой иерархии, недостойной своего положения (Воск. Чтение, 1930).
В связи с отказом подчиниться м. Сергию запрещены им в священнослужении многие дополнительно репрессированные большевиками — м. Кирилл Казанский, м. Иосиф Ленинградский, архиеп. Серафим Углицкий, архиеп. Варлаам Псковский; епископы — Виктор Вотский, Димитрий Гдовский, Cepгий Нарвский, Иерофей Никольский, Евгений Ростовский, Алексей Козловский и др. В связи с этим же убиты епископы: Иерофей (Афоник) и Филипп (Гумилевский), репрессировано множество из духовенства и видных мирян: М. А. Новоселов, о. В. Свенцицкий, о. Ф. Андреев, о. А. Сидоров и мн. др. Группы епископов, духовенства и мирян из разных епархий пробовали обращаться к м. Сергию с просьбами, мольбами, убеждениями, но когда стало очевидным, что он не обращает никакого внимания и продолжает укреплять свои позиции — замолчали.
Большинство епископов старались отойти в сторону, устраняясь от сотрудничества с м. Сергием, уходя на покой и отказываясь от назначений. Вся масса ссыльных стала на эту точку зрения бойкота и пассивного сопротивления. Открыто и последовательно объявивших м. Сергия предателем и порвавших с ним всякое общение сначала было немного, но постепенно их число возрастало. Объявленные митр. Ceргием контрреволюционерами, они были арестованы. Сначала из 17 таковых был на свободе один, а потом ни одного. Часть епископов, лично связанных с ним, получивших кафедры, повышения, епископство, кровно заинтересованных, составили ядро, активно поддерживающих его, но это все с низким удельным весом, с опороченным прошлым. Однако, легализация не оправдалась и редкие из ниx сохранились. (Воск. Чтение, 1930).
За это чисто церковное преследование и углубление тяжести безбожного гонения на Церковь Бог покарал м. Серия позорным и беззаконным избранием в 1943 г. в патриарха. Это совершило, с нарушением церковных правил и с пренебрежением постановления последнего Собора 1917 г., келейное собрание 18 епископов, жалкого остатка его сторонников. Это все, что могла в этот момент представить огромная Российская Церковь, по меньшей мере, из 100 еще живых и лишенных своих кафедр епископов.
В данный момент в советской России существует новый и третий состав епископата в отличие от второго, который был подобран с 1927 г. из принявших так или иначе декларацию и легализацию и побывавшего на свободе, и от первого, который не принял легализации.
Первый состав епископата, который пошел на разрыв или ограничился протестом, или вообще не был выпущен из тюрем, частью вымер, как еп. Дамаскин Глуховский и др., частью расстрелян, как Иосиф Ленинградский, Димитрий Гдовский, Филипп (Гумилевский) и др., частью пребывает в лагерях и ссылках до нынешнего дня. Из последних одни — сверстники патр. Алексия и его ближайших сотрудников митрополитов Григория Ленинградского и Николая Крутицкого, а также тех стариков священников, которые сделаны сейчас епископами, другие моложе.
Второй состав принявших позицию м. Сергия и имевших кафедры, истреблен в порядке общего гонения, не взирая на их лояльность к главе Церкви. Один, как м. Анатолий Одесский (Грисюк) умерли в тюрьмах и ссылках, другие, как. м. Серафим (Мещеряков), архиеп. Ювеналий (Масловский), архиеп. Питирим (Крылов) и др. расстреляны, третьи, очень молодые епископы, как Иоанн (Широков), Серафим (Александров) Бакинский, Рафаил и др. до сего времени в тюрьмах и ссылках. Среди заключенных в самое последнее время, в дни "свободы" — еп. Дамаскин (Малица), Каменец-Подольский, рукоп. 1940 г., еп. Вениамин (Новицкий) с Волыни, рукоп. 1940 г., Симон (Ивановский), Черниговский, рукоп. 1924 г.
О положении в 1945 г. есть свидетельство невозвращенца лейтенанта НКВД (Соц. В. 20 авг. 1946): "В Молотове (Пермь) на распределительном пункте было много священников; оказалось, что все они собраны из лагерей и получают свободу; среди них был один apxиepeй; в тех лагерях было еще девять apxиepeeв, но они
отказались подписать какую-то бумагу и остались в лагерях". Таким образом есть в данный момент предпочетшие умереть в узах, но не принять свободу на условиях сотрудничества с современной московской патриархией. И таковых, как видим, не мало; из десяти свободу получить захотел только один. Среди нового епископата, из бывших "на покое" (так патриарх называет заключенных), мы находим из первого состава твердых и непримиримых только еп. Мануила Лемишевского. Должно быть и такое падение.
Наконец, третий современный состав уже легального епископата создан почти в два года (1943-1944), в большинстве из стариков - вдовых священников со старым семинарским образованием, разысканных по углам России. Добавив их к тому, что оставалось из прежних сторонников патриархии, число правящих епископов в России достигло сейчас 66. Не обо всех из них мы имеем данные, но что имеем, показывает, когда этот состав возник. Он существует параллельно с епископатом, лишенным своих кафедр.
Вот легальный епископат Русской Церкви к 1947 г. В скобках указаны год епископства, фамилия и год рождения.
Легальный Епископат
Патриарх Алексий (1915, Симанский, 1877).
Николай, митрополит Крутицкий (1922, Ярушевич, 1891).
Григорий, митр. Ленинградский и Новгородский (1942, протоиерей Чуков, 1870).
Иоанн, митр. Киевский и Галицкий (1928. свящ. Соколов, 1877).
Лука, apxиеп. Крымский и Симферопольский (1923, доктор мед. Воино-Ясенецкий, 1877).
Никон, еп. Донецкий и Ворошиловградский (1944, свящ. Петин, 1902).
Cepгий, еп. Херсонский и Одесский (1944, быв. обновл. монах Ларин, 1908).
Серафим, еп. Ростовский и Таганрогский (1946, прот. Шарапов, 1878).
Панкратий, еп. Каменецподольский и Проскуровский (1946, архим. Кашпарук, 1890).
Елевферий, apxиеп. Пражский и Чешский, экзарх Чехословакии (Воронцов).
Антоний, еп. Станиславский и Коломыйский (1946, быв. униат. иеромонах Пельвецкий, 1898).
Стефан, apxиеп. Харьковский и Богодуховский (Проценко).
Максим, еп. Измаильский и Болградский (1944, свящ. Багинский, 1897).
Макарий, еп. Можайский, вик. Московский (1944, прот. Даев, 1890).
Maкapий, apxиеп. Львовский и Тернопольский (1945, прот. Oксиюк, 1884).
Нестор, еп. Ужгородский и Мукачевский (1945, архим. Сидорук, 1904).
Варлаам, еп. Волынский и Ровенский (1945, прот. Борисевич, 1899).
Михаил, еп. Самборский и Драгобычский (1946, быв. униат. иеромонах Мельник, 1903).
Фотий, apxиеп. Орловский и Брянский, (1926, Топиро, 1884).
Антоний, apxиеп. Тульский и Белевский (Марценко).
Иоасаф, еп. Тамбовский и Мичуринский (1944, архим. Журавлев, 1877).
Мануил, apxиеп. Чкаловский и Бузулукский (1923, Лемишевский).
Корнилий, apxиеп. Виленский и Литовский.
Паисий, еп. Черниговский и Нежинский(1944, прот. Образцов).
Варсонофий, еп. Гродненский и Лидский(1946, прот. Гриневич, 1875).
Иоанн, apxиеп. Молотовский и Соликамский (Лавриненко).
Даниил, apxиеп. Пинский и Лунинецкий (Юзвюк).
Венедикт, еп. Владивостокский и Хабаровский (1946, игумен Пляскин).
Toвия, еп. Свердловский и Челябинский(1944, прот. Остроумов, 1884).
Софроний, еп. Ульяновский и Мелекесский (1946, иepoм. Иванцов, 1880).
Виталий, архиеп. Дмитровский (бывший обн. Введенский).
Гермоген, еп. Казанский и Татарский (1946, архим. Кожин, 1880).
Антоний, еп. Костромской и Галичский (1944, прот. Котевич, 1891).
Иларий, еп. Чебоксарский и Чувашский (прот. Ильин).
Николай, еп. Ижевский и Удмуртский (1944, прот. Чуфаровский, 1884).
Зиновий, еп. Горьковский и Арзамасский (Красовский).
Михаил, еп. Ивановский и Шуйский (Постников).
Онисифор, еп. Калужский и Боровский(1945, прот. Пономарев, 1881).
Иосиф, еп. Воронежский и Острогорский (1945, прот. Орехов, 1871).
Филипп, apxиеп. Астраханский и Сталинградский.
Николай apxиеп. Алма-Атинский и Казахстанский(Могилевский).
Илларион, еп. Сумский и Ахтырский (1945, прот. Прохоров).
Питирим, apxиеп. Минский и Белорусский (Свиридов).
Алексий, apxиеп. Куйбышевский и Сызранский (Палицын).
Флавиан, еп. Краснодарский и Кубанский (1944, быв. обнов. прот. Иванов, 1889).
Кирилл, еп. Пензенский и Саранский (1944, прот. Поспелов).
Борис, еп. Саратовский и Вольский (1944, архим. Вик, 1906).
Арсений, еп. Калининский и Кашинский (1945, свящ. Крылов, 1879).
Феодосий, еп. Черновицкий и Буковинский (1945, прот. Корневицкий, 1895).
Михаил, еп. Кировоградский и Чигиринский (1945, прот. Рубинский, 1872).
Антоний, apxиеп. Ставропольский и Бакинский (Романовский).
Варфоломей, apxиеп. Новосибирский и Барнаульский.
Иов, еп. Лысовский (Кресович).
Гурий, еп. Ташкенский и Cpeеднеазиатский (1946, архим. Егоров, 1891).
Алексий, архиеп. Омский и Тарский.
Алексий, apxиеп. Курский и Белгородсий.
Димитрий, apxиеп. Ярославский и Ростовский.
Андрей, apxиеп. Днепропетровский и Запорожский
Иоанн, apxиеп. Уфимский и Башкирский (Братолюбов).
Вениамин, apxиеп. Кировский и Слободской.
Иероним, eп. Рязанский и Касимовский (1944, иepoм. Захаров, 1897).
Иустин, еп. Вологодский и Череповецкий (1944, прот. Мальцев, 1883).
Сергий,еп. Смоленский и Дорогобужский (1944,прот. Смирнов, 1893).
Онисим, еп. Владимирский и Суздальский (1944, свящ. Фестинатов, 1890).
Леонтий, еп. Архангельский и Холмогорский (1944, прот. Смирнов, 1876).
Венедикт, еп. Кишеневский и Молдавский (1947, прот. Поляков, 1884).
После издания декларации определенного содержания, по условиям легализации, следует исключить из числа управляющих неугодных власти епископов, то есть устранение их от церковной жизни. Теперь мы имеем этих угодных советской власти епископов. Чем и как они угодили ей, мы не знаем. Это покажет следствие и суд будущего. Как выполнены другие условия легализации: достижения московской патриархии в заграничной части русской Церкви и ее контакт с властью, — увидим на своем месте.
Продолжение следует.
Комментарии
Отправить комментарий