"Григорий Крестоносец. Предчувствие Рая новомучениками"

Григорий Крестоносец. Предчувствие Рая

 новомучениками

Память 6 ноября (+ 1936 г. – ?)

"Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают [ныне] перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его". (Ап. 7, 14-15)


В Темниковских трудлагерях я был назначен в бригаду лесорубов. Рубить мы должны были тот лес, который стал известен по всему миру тем, что там жил отшельник преподобный Серафим. Это было, должно быть, году в 1934-м. Одно время моим напарником, с которым мы вместе пилили, был кубанский казак примерно моего роста, но сильный, крепкий на вид. Он выглядел здоровым, тогда как все остальные заключенные были бледные. Мне было немного страшно работать с таким напарником. У меня было слабое сердце, я боялся, что не смогу за ним угнаться, и он будет меня подгонять грубостями и оскорблениями. Но когда я взялся за пилу, он сказал: "Давай не будем торопиться, брат, а будем работать в спокойном темпе". – "А почему? Ты что, нездоров? Какая у тебя группа?" – "С группой у меня все в порядке – первая. Я здоров. Но кому нужна наша работа? Одному диаволу. Нас всех заставляют работать на него".

Приятно удивленный, я сказал: "Давай немного поработаем, а потом ты мне расскажи, что это значит – работать на диавола". Я перекрестился. Он сделал то же самое, сказав: "Это хорошо, что ты молишься. Бог нас защитит от беды, но не дозволит выполнять дневную норму".

Мы срубили дерево и, когда начали распиливать его на куски, Григорий заговорил: "Советское правительство хочет построить коммунизм без Бога, чтобы потом этим хвастать и поносить имя Божие. Тот, кто помогает атеистам в этом строительстве, участвует в войне против Бога, он богохульствует вместе с ними. Но мы, христиане, должны быть воинами Христовыми. Бог попустил нам попасть в плен к сатане, мы сейчас его узники. Но мы не должны служить ему и помогать в войне против Бога. Работать на коммунистов – это грех, непростительный грех".

Философия молодого казака тронула меня до глубины души, до слез. Через три дня нашей совместной работы он отказался работать вообще, его отослали в другой лагерь, и я потерял его след.

Прошел год, я очутился на Алтае, в Осиновке. Однажды теплым весенним вечером вскоре после Пасхи, возвращаясь после работы в наш барак, мы услышали громкое слаженное пение многих голосов. Они пели "Христос Воскресе из мертвых". Я не пошел в свой барак, меня, как и остальных тянуло в сторону поющих. За последним, клубным бараком было огороженное колючей проволокой место, а на нем примерно сто пятьдесят узников, по виду совсем не похожих на нас. Это были "крестоносцы". Они были в гражданской одежде, но все с обритыми головами. На груди или на левом рукаве у них были пришиты белые кресты одинакового размера. Люди были разных возрастов – от двадцати до шестидесяти лет. Они были худые, как скелеты, но их бледные лица светились счастьем. Женщин среди них не было, их держали в другом лагере.

Когда я пробрался через толпу к забору из колючей проволоки, человек с той стороны подбежал ко мне. Я узнал моего старого друга – казака Григория, хотя лицо его сейчас было бледным и изможденным. Через колючую проволоку нам удалось обменяться пасхальным лобзанием. Как и все эти "крестоносцы", он был худой и изможденный, но его вдохновенное лицо буквально светилось неземной красотой. Он торопливо рассказал мне о своих новостях.

"Батюшка, я последовал твоему совету и бросил курить. После Темниковских лагерей у меня такого желания и не возникало. Там, спасибо одиночке, у меня созрело желание вступить в эту группу воинов Христовых – "крестоносцев". Лагерное начальство пыталось заставить нас работать, они нас уговаривают, но мы отказываемся. Мы проводим время в молитве, пении и чтении – готовимся к смерти... У нас забирают наши книги, но вольные работники в лагере нам их возвращают. Бог нас питает. Нам выдают двести-триста граммов хлеба в день и немного горячей воды – "суп". Люди, которые здесь, в лагере, работают, дают нам немного дополнительного хлеба, кашу и другую еду. Нас постоянно переводят из одного лагеря в другой, и везде нас пытаются принудить выйти на работу. Когда нас перевозят на машинах, то голод чувствуется сильнее, нас специально для этого дольше держат в пути.

После Темникова я уже побывал и на Соловках, и в Вишере, и на Урале, и в Котласе, и в Томской тайге... Сейчас нас привезли сюда, но здесь тоже продержат лишь несколько дней. Здесь тоже есть "крестоносцы". Нас соберут вместе и отправят в Обдорск, в глушь, куда ссылают всех верующих, отказавшихся сотрудничать с Советами. Там нас просто вышвырнут на голое место. Там все поможет большевикам с нами расправиться – голод, холод, цинга. Но там, вдали от мира и ближе к Богу, душа действительно свободна, чтобы трудиться над своим спасением. И Бог укрепляет истинных рабов Своих чудесными видениями. Там, говорят, сияет райский свет... Присоединяйтесь к нам, отче. Езжайте с нами завоевывать мученический венец. Среди нас два священника, говорят, из Твери, и миряне из Воронежа и других мест".

С непередаваемой радостью и неописуемым волнением я слушал Григория. Все мое существо горело сочувствием и благоговейным почтением к этому святому движению духовных героев, которые "переносили страдания, как добрые воины Иисуса Христа" (см.: 2 Тим. 2, 3). Однако сам я не был готов участвовать в их подвиге.

Очень скоро эта выгородка за колючей проволокой близ клубного барака была окружена вооруженной охраной, и доступ к "крестоносцам" был запрещен. Тем не менее, мы еще три дня продолжали слышать их пасхальное пение. Потом они исчезли. Я слышал, что их действительно послали в Обдорскую тайгу близко к берегу Северного Ледовитого океана, откуда никто не вернулся.

Протопресвитер Николай Масич

Источник