Сравнение старого (дореформенного) и нового (послереформенного) текстов. Часть 4 (последняя)
1. С.: «Варлам» – Н.: «Варлаам».
2. С.: «Сава» – Н.: «Савва».
3. С.: «Саватий» – Н.: «Савватий».
4. С.: «Исус» – Н.: «Иисус».
5. С.: «рожество» – Н.: «рождество».
6. С.: «возвах» – Н.: «воззвах».
Тенденция к редуцированию двойных звуков (свойство славянских языков) была искусственно нарушена.
Вопросом отрицательного влияния никоно-алексеевской «реформы» на церковнославянский язык, конечно, по прямой своей обязанности должен был бы заниматься Институт русского языка АН РФ, однако он молчит – по-видимому, слишком много защищено диссертаций в духе «казенной» трехвековой клеветы на старообрядчество, образовавших почти непреоборимые исторические завалы на пути к истине. Но король-то голый, от этого факта никуда не уйдешь, и все больше людей помимо корпорации профессиональных филологов осознает, что никоновскую «правку» текстов вполне можно квалифицировать как лингвистическую диверсию. Молчание современного языкознания по этой теме – пример отрицательного влияния «реформы» на науку, метастазы «реформы».
Впрочем, один из известных ученых-филологов, М.Ф. Мурьянов (1928-1995), в свое время потрудившийся и в Институте русского языка, в своей докторской диссертации, защищенной в 1985 году и легшей в основу его фундаментального исследования «Гимнография Киевской Руси», изданной уже после его кончины, дал яркие примеры того, как никоно-алексеевская «реформа» фактически заблокировала научную разработку древнерусской культуры, в частности, древнерусского языка да и вообще русской культурной традиции.
Так, ученый говорит о причинах того, почему не была заслуженно оценена научная деятельность зачинателя русской гимнологии епископа Порфирия (Успенского), выдающегося знатока и собирателя византийских рукописей (работа над славянскими текстами не мыслилась в отрыве от греческих оригиналов).
«Проведя много лет в поездках по монастырям Греции и Ближнего Востока, он настолько хорошо освоил музыкальную сторону гимнов, что занялся реконструкцией первоначального киевского церковного пения. Насколько его реконструкция, внедренная в практику, близка к истине – историки музыки еще не сказали. Ученая деятельность епископа Порфирия (Успенского) не получила поддержки со стороны правящих кругов царской России и фактически осталась его частным делом. Святейший правительствующий Синод не собирался допускать критическую мысль в традиционное заучивание гимнографических церковнославянских текстов, во многих случаях дурно переведенных с греческого языка, он не мог позволить себе признание того, что внедренные самыми жестокими методами никоновской реформы официальные богослужебные тексты, якобы единственно правильные, на самом деле нуждаются в исправлении» (Мурьянов М.Ф. Гимнография Киевской Руси. М. 2004. Введение. С. 19)…
Прежде всего, конечно, никонианство никогда не поощряло научную разработку древнерусской культуры, в частности, древнерусского языка, древнерусской музыки да и вообще русской культурной традиции…
А в отношении термина «церковнославянский» можно сказать, что действительно, древнерусской, дораскольной, культуре он не известен. Как видим, его избегали и Пушкин, и Срезневский, да и Ломоносов, как доказывает М.Ф. Мурьянов. И уж бесспорно, не было церковногрузинского или церковногерманского языков, а были древнегрузинский и древнегерманский…
Тех, кто считал, что «идеал следует искать в прошлом», авторы называют архаизаторами. Но без признания абсурдности никоно-алексеевской «реформы» вообще и преступной порчи реформаторами богослужебных текстов и церковнославянского языка в частности работа всех комиссий по новому исправлению текстов и все лингвистические программы изначально обречены на провал. Отсюда – бесконечные дискуссии, то есть дискуссии, которым конца нет и не будет.
В рамках тогдашней цензуры удается сказать лишь немногое и вполголоса. Так, старший справщик Московской синодальной типографии М.В. Никольский в 1891 г. в своем рапорте на имя обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева в своей программе исправления богослужебных книг предлагал восстановить замененные перфектом аористы и имперфекты, что избавило бы тексты от неумеренного употребления связки «еси».
Для примера отметим, что если в дореформенном тексте стихиры на стиховне Вознесению Господню «Родися яко Сам восхоте…» связка «еси» встречается два раза, то в послереформенном (современном) тексте – семь раз! «Родился еси яко Сам восхотел еси…» и т.д. В современной Псалтыри примерно в три раза больше «еси», чем в дониконовской. Это ли не лингвистическая диверсия? Наши богослужебные тексты буквально перегружены этой злополучной связкой…
В своем рапорте М.В. Никольский предлагал также восстановить празднования русским святым, «которые были исключены из церковного устава при никоновской справе». Обер-прокурор отправил рапорт М.В. Никольского в архив, где он и сейчас находится…
В «Отзывах епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе» (1906) заслуживает внимания мнение епископа Минского Михаила (Темнорусова): «Последняя редакция богослужебных книг принадлежит известной комиссии, собранной при патриархе Никоне, во главе которой стоял Епифаний Славинецкий. Насколько неудачно были сделаны некоторые переводы, об этом свидетельствует то, что многие стихиры и тропари являются непонятными даже для людей, прошедших высшую богословскую школу»…
Итак, единственно правильной программой исправления современных богослужебных книг представляется безусловный возврат к дониконовскому тексту и затем возобновление традиционной его правки, как она велась и при патриархе Иосифе, прерванная преступной «реформой».
Фрагменты из книги Бориса Кутузова "Церковная реформа XVII века".
Комментарии
Отправить комментарий