4. Пагубное влияние "Греческого проекта", латинизация Русской Церкви и Раскол при царе Алексее Михайловиче
Присоединение Украины - акт доброй воли или грандиозная провокация Романовых?
Как было отмечено выше, церковная реформа патриарха Никона имела политический подтекст. Именно в это время решался вопрос о присоединении Украины. Стремление Никона ввести греческую обрядность объяснялось желанием сделать в глазах украинцев воссоединение с Россией максимально привлекательным, продемонстрировать отсутствие различий между православием Московии и на Украине. При этом он опирался как на влиятельную прослойку выходцев с Украины, так и на поддержку царя.
Политико-дипломатические мотивы объединительных усилий Москвы были, по всей видимости, оправданы. Но ради этого начали проводить унификацию веры по западно-православным образцам. Стали Русь насильно подгонять под чужие религиозные каноны. К чему это привело - теперь известно. Россия разрушена, Романовская династия свергнута, и бывшие владения греков от турок не освободили. Украина все равно отделилась и теперь это самостоятельное государство и все больше отдаляется от России.
По замечанию историка В.О. Ключевского, в Москве «плохо понимали внутренние общественные отношения Украйны, да и мало занимались ими, как делом неважным...». В итоге получилось так, что «московское правительство, присоединив Малороссию, увидело себя в тамошних отношениях, как в темном лесу. Зато малороссийский вопрос, так криво поставленный обеими сторонами, затруднил и испортил внешнюю политику Москвы на несколько десятилетий, "завязил" ее в невылазные малороссийские дрязги, раздробил ее силы в борьбе с Польшей, заставил ее отказаться и от Литвы, и от Белоруссии с Волынью и Подолией и еле-еле дал возможность удержать Левобережную Украйну с Киевом на той стороне Днепра». В целом же, «малороссийский вопрос своим прямым и косвенным действием усложнил внешнюю политику Москвы» [52, с. 232 - 233].
Сегодня уже не секрет, что украинская войсковая казачья верхушка, стремясь добиться независимости от Речи Посполитой, преследовала свои узкоэгоистические интересы. «Хлопоча о сословных казачьих правах и выговаривая привилегии, Богдан с товарищами думал о гораздо большем - об удержании захваченной на Украине реальной власти... Из предводителя войска он сделался правителем страны. Что же до русского царя, то его административный аппарат попросту не был допущен в Малороссию до самого XVIII века. Власть на Украине оказалась узурпированной казаками» [107, с. 123 - 124].
Таким образом, на союз с Москвой украинская войсковая старшина пошла по чисто тактическим соображениям. Это подтверждается дальнейшими событиями, когда Б. Хмельницкий и последующие гетманы постоянно предавали Москву в ее борьбе с Речью Посполитой (и не только с ней), переходя на сторону то Швеции, то Турции, то Крыма, то той же Речи Посполитой. «Истый представитель своего казачества, привыкшего служить на все четыре стороны, Богдан перебывал слугой или союзником, а подчас и предателем всех соседних владетелей - и короля польского, и царя московского, и хана крымского, и султана турецкого, и господаря молдавского, и князя трансильванского и кончил замыслом стать вольным удельным князем малороссийским при польско-шведском короле, которым хотелось быть Карлу X» [52, с. 233].Таким образом, в глазах Хмельницкого, как и последующих гетманов (за очень редкими исключениями), равно как и почти всей украинской войсковой старшины, союз Украины с Россией представлял собой "брак по расчету", но никак не "брак по любви" [92, с. 17].
Особенно ярко и наглядно это можно увидеть именно в церковно-религиозной сфере, где, казалось бы, по замыслу инициаторов проведения церковной реформы, и прежде всего, самого патриарха Никона, единство России и Украины должно было быть особенно прочным. Однако на деле происходит явление совершенно противоположное...
Такая ситуация стала возможной потому, что в свое время (сер. XVII в.) политика правящих кругов России, направленная на сближение и объединение с Украиной, проводилась крайне непродуманно и неразумно. Проводившие церковную реформу патриарх Никон и стоявший за его спиной царь, ради осуществления своей авантюрно-эгоистической, политической цели, в основе которой лежала идея освобождения Константинополя от турок и наследования византийского престола (пресловутый «греческий проект»), намеренно не желали учитывать одно крайне важное обстоятельство. Суть его состояла в том, что хотя вопрос о воссоединении западно-русских (будущих украинских и белорусских) земель с Восточной Русью существовал уже давно, русскими эти земли можно было назвать очень условно. Да, здесь жили потомки восточных славян, некогда входивших в единое раннефеодальное государство - Киевскую Русь. Однако со времен феодальной раздробленности, польско-литовско-немецкой интервенции XIII века, а затем Смутного времени эти земли были насильственно оторваны от Восточной Руси и включены в состав сначала Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполитой. Поэтому сформировавшаяся здесь народность ментально отличалась от русской, концентрировавшейся в центральных и северо-восточных землях. Наряду с православием здесь стала укреплять свои позиции католическая церковь. Значительно было политическое, экономическое и культурное влияние католической Польши.
Именно поэтому уже к началу XVII в. Украина была сильно латинизирована, и в дальнейшем эта латинизация лишь усиливалась, особенно благодаря деятельности киевского митрополита Петра Могилы. По образному выражению Г.В. Флоровского: «Новое направление, руководимое Могилой на Украине было "своеобразным униатством, скрытым романизмом", причем западнорусская Церковь осталась, правда, православной по догме*, но зато почти что стала католической по стилю, культуре и духу» [39, с Л 69]. Из этого факта можно сделать вывод, суть которого состоит в том, что подлинное воссоединение двух родственных ветвей когда-то единого народа могло состояться лишь в том случае, если бы оно покоилось на подлинных же духовных основаниях. Но поскольку эти основания были ложными, мнимыми, то и воссоединение оказалось мнимым и потому непрочным. Это только политическое (точнее квазиполитическое) объединение, но без настоящей древнеправославной духовной опоры. Это было квазиобъединение без духовного и культурного слияния. Для того, чтобы такое слияние произошло, российской власти (как светской, так и церковной), очевидно следовало вести политику не по линии унификации, приведения русского православия в соответствие с новогреческим, привлекая для этого украинских монахов и прочих темных дельцов, а наоборот, украинское испорченное, и во многом зараженное униатством, православие исправлять, приводя в соответствие с русскими церковными правилами.
А борьбу с Польшей можно было вести гораздо успешнее другими способами: например, с помощью дипломатических контактов с Турцией. В то время для этого имелись все условия. В XVII в. Турецкая империя была самым сильным государством в Западной Европе и на Ближнем Востоке. При этом вектор турецкой экспансии был направлен в Европу: Австрия, Польша и далее. Московская Русь Турцию не интересовала. Она лишь осуществляла поддержку гиреевского Крыма и не более того. В тот период Турция и Россия стремились поддерживать между собой добрососедские, а в некоторых случаях даже союзнические отношения. Так, в одном из писем от 30 июня 1633 г., посланных московскому правительству константинопольским патриархом К. Лукарисом, сообщалось, что Порта желает заключить союз с Россией и послать войско против поляков. Говорилось также о польских планах организации набегов крымских татар на русские земли. Таким образом, можно видеть, что турки демонстрировали свое дружелюбие к России во второй четверти XVII века, тогда как «греческий проект» станет причиной бесконечных кровопролитных русско-турецких войн в последующем столетии.
Информация К. Лукариса о дружественной позиции Турции по отношению к России имела следствием то, что царские послы А. Прончищев и Т. Бормосов несколько раз беседовали с визирем Мехмед-пашой, настаивая на отправлении войска против поляков. Визирь доложил об этом султану Мураду, который послал к крымскому хану посла с грозным повелением не выступать против Московии, но выступить против поляков. Таким образом, не будь «греческого проекта», постоянная угроза русским от набегов крымских татар, возможно, могла быть отведена союзом с Портой [64, с. 525, 526]. Через нее можно было повлиять на крымского хана и он также мог стать союзником России, напав на Польшу и, связав руки польскому королю, значительно ограничил бы ему свободу действий, подобно тому, как это было, например, в XV веке, когда Иван III заключил союз с крымским ханом Менглы Гиреем против Ахмата и Казимира, этим он сорвал их совместное выступление против Москвы и сумел без особых затрат и без пролития русской крови сбросить монгольское иго (1480 г.).
Так и в XVII веке, Польша, раздираемая внутренними противоречиями, ввиду того, что власть короля в ней была слабой, поскольку была ограничена сеймом, - не смогла бы противостоять мощнейшему натиску могущественной Турецкой империи и зависимого от нее крымского хана, и распалась бы на части. И тогда православные князья, входившие против своей воли в ее состав, безболезненно отошли бы к России вместе со своими землями. Таким образом, раздел Польши мог осуществиться на сто лет раньше в обстановке для России гораздо более благоприятной и выгодной и на более прочных и долговечных основаниях. Так правительство России могло легко и спокойно пожинать плоды своей трезвой и разумной внешней политики, если бы повело себя мудро и дальновидно.
Заключение русско-османского военно-политического союза только на первый взгляд кажется чем-то необычным, невозможным и потому якобы неприемлемым. В свое время именно Романовы - уже в 20-е годы XVII века - начали осуществлять открытый разрыв с Востоком вообще и с исламским миром в частности, осуществляя вместо «стояния за Русское Православие» политику «панхристианства» и «освобождения Константинополя».
Этот пресловутый «греческий проект» в конечном итоге приведет династию, а с нею и всю Россию, к краху в 1917 году. В рассматриваемый период никто из правящей верхушки предвидеть этого естественно не мог, хотя грозные признаки такого развития событий проявлялись уже тогда. Династия Романовых была обречена на гибель именно в силу своей связанности с Европой. Тогда, в середине и, особенно, в последней трети XVII века в дипломатической и военнополитической сферах Россия все больше переставала играть самостоятельную роль и оказывалась неравноправным партнером в отношениях с Европой именно тогда, когда сместила вектор своей внешней политики в сторону последней.
Втягивание России в борьбу с Турцией было давней линией стратегической доктрины иезуитов в мировой политике. Византийский престол в качестве фальшивой приманки для русского царя, как и весь «греческий проект» с его латинизированной реформой по греческому образцу, органически вписываются в эту доктрину. «В начале 1680-х годов против Турции составилась большая латинско-униатская коалиция, в которой душой был Рим, а главными деятелями - Венеция и Польша. И Венеция, и Польша стремились использовать для борьбы с Турцией силы самого православного Востока, опутав их униатской идеей. В 1683 г. начались действия коалиции. Польский король Ян Собесский отразил турок от Вены - первый удар, после которого турецкое могущество постепенно стало падать. С1684 года венецианцы начали действовать в Греции, вытесняя оттуда турок. Польша всеми силами стремилась вовлечь в коалицию Москву. Осенью 1684 г. шли переговоры между московским послом Украинцевым и малороссийским гетманом Иваном Самойловичем о постоянном союзе с Польшей против турок и татар. Самойлович выступил ярым, принципиальным противником новой системы московской политики и выразил мнение, о том, что мусульманская Турция для православных народов лучше, чем латинский Запад... Точка зрения, которую защищал Самойлович, была традиционной точкой зрения православного Востока. Однако в Москве к тому времени стали забывать прежние заветы политического делания.
В XVI в. московские государи совмещали идеи православного царства и православной политики с политикой, дружественной по отношению к мусульманскому миру. В середине XVII века при Алексее Михайловиче и патриархе Никоне на Москве возобладали мысли «чисто» православной политики без соблюдения связей с системой мусульманского мира. Теперь, в последней четверти XVII века маятник московской политики качнулся дальше на Запад. Воспринята была польско-униатская мысль о союзе христианских-латинских и униатски настроенных государей против мусульманской Турции, которую безуспешно папские агенты старались внушить московским государям XVI века, и которую пытался провести 1-й Лжедмитрий во время Смуты. Москва пошла в хвосте латино-униатской коалиции. Это обстоятельство было, в сущности, полным крушением идеи 3-го Рима в международной политике Москвы. В 1686 году московские дипломаты заключили вечный мир с Польшей и союз с нею против турок и татар.
Москва мало выгадала от нового направления своей международной политики. Походы князя Голицина на Перекоп - 1687 и 1689 гг. - окончились совершенной неудачей. Понадобилась смена правительства в Москве и чрезвычайная энергия юного царя, чтобы борьба с Турцией увенчалась успехом - взятие Азова в 1696 году после двух походов русской рати» [16, гл.12, § 98]. Этими походами Петра была, в сущности, открыта целая эпоха изнурительных и кровопролитных русско-турецких войн - совершенно ошибочная, бессмысленная и вредная с точки зрения ее истинных глобальных геостратегических интересов[1]. «В огромной и бесплодной растрате духовной энергии русского народа помимо Раскола в не меньшей степени повинна византийская прелесть, с ее ложными геополитическими ориентирами» [64, с. 12].
Основой внешней политики Рюриковичей, напротив, был союз с Османской империей и освоение глубин азиатского наследия земель Золотой Орды. Из Романовых только Павел I и отчасти Николай II (оба приняли мученическую смерть с участием англичан) делали попытки «великого возвращения» вектора российской внешней политики на Восток.
Разумное ведение внешней политики в XVII веке позволило бы России стать ведущей мировой державой, если бы она использовала возможность союза с Турцией, которая в то время играла огромную политическую роль в мире, и эта роль продолжала возрастать, в частности в Европе. Проще говоря, руками турок можно было покорить, точнее, присоединить, больше половины Европы, ведь это исконно славянские земли. В русле этой политики, как уже отмечалось выше, можно было заключить союз с Османской империей против Речи Посполитой и вести с ней борьбу руками Порты.
В связи с возможной реальной масштабной и весьма длительной войной с Турцией, развитие Европы значительно замедлилось бы. А Россия, тем временем, сэкономив значительные средства, могла бы направить их на освоение Сибири, Дальнего Востока, а так же впоследствии и Северной Америки. Тогда азиатская часть империи не находилась бы в столь разительно неравном, отстающем положении по экономическому уровню, инфраструктуре и демографическому положению от Центральной России. Все необходимое для промышленности можно было бы получать не втридорога из Европы, стимулируя ее экономику, а от собственных источников в Сибири...
Правящей элите России в лице, прежде всего тогдашней династии Романовых следовало просто продолжить прежнюю внешнеполитическую линию, осуществляемую представителями прежней династии Рюриковичей XV - XVI вв., проявив такую же мудрую сдержанность и терпеливость.
Вместо этого царь Алексей, ослепленный «греческим проектом», и тем самым оттолкнувший от себя Турцию, как реального и естественного союзника, и таким образом существенно осложнивший ее экспансию в Европу, позволил втянуть Россию в открытую войну с Польшей, в то время когда эта война была крайне невыгодна и велась бездарно. Москва понесла в ней огромные материальные и людские потери. «Обе боровшиеся стороны дошли до крайнего истощения». Результатом этого явилось то, что «в Москве нечем стало платить ратным людям и выпустили медные деньги по цене серебряных, что вызвало московский бунт 1662 г.» [52, с. 234]. Если бы страной правили Рюриковичи, то они едва ли стали бы затевать эту войну, т.к. посчитали бы ее авантюрой, равно как не стали бы портить отношения с Турцией ради эфемерного «греческого проекта».
Этот проект, которым на протяжении без малого трех столетий руководствовались правящие круги России при выработке и проведении внешнеполитического курса, явился в конечном счете едва ли не главной причиной гибели императорской России в Феврале 1917 года[2]. Знакомство с историческими документами последних предреволюционных лет позволяет сделать вывод о вполне конкретной и прямой внутренней взаимосвязи никоно-алексеевской реформы с революцией 1917 года. Документы свидетельствуют, что эта ложная идея константинопольского престолонаследия, ставшая причиной данной реформы в XVII веке (для достижения церковного единообразия с Греческой Церковью), и в течение трех веков служившая ложным ориентиром для российских государственных деятелей, стала, наконец, и видимой причиной гибели российской государственности в 1917 году.
Эта катастрофа 1917 года является закономерным логическим следствием идеологической диверсии XVII века, каковой и была упомянутая реформа - по логической цепочке: «реформа», Раскол, подорвавший жизнеспособность Церкви и государства, антинациональная и антицерковная деятельность Петра, невозможная без предварительно осуществленной «реформы» и т.д. вплоть до начала XX века.
Царское правительство вело войну 1914 года именно за Константинополь (Царьград, Стамбул) с целью реставрации неовизантийской империи. Для осуществления этой ложной и авантюрной идеи, изначально инспирированной и в дальнейшем подогреваемой агентами католицизма, и были принесены бесчисленные военные жертвы, обескровившие страну и приведшие к экономическому развалу и революции. П.А. Столыпин неоднократно повторял, что для успеха революции необходима война, без нее она бессильна. Эти пророческие предупреждения были преданы презрению и забвению. Правительство вело чуждую и непонятную народу войну, невзирая на жертвы, под лозунгом «до победного конца», отвергая напрочь предложения немцев о сепаратном мире, в самоослеплении считая, что якобы завоевание Царьграда окупит все затраты и потери.
В перспективе единой Греко-Российской восточной империи воображаемому церковному единообразию с греками, которое так никогда и не было достигнуто, придавалось первостепенное значение. Поэтому церковная реформа патриарха Никона была строго вне критики, зато старообрядцев жестко ограничивали, где только было возможно, и насколько это позволял указ о веротерпимости, вынужденно принятый в 1905 г. Византийский мираж растаял только в 1917 году. В свете этих наблюдений становятся понятными и приобретают особый смысл и значение слова А.И. Солженицына о том, что в XVII веке было совершено «великое церковное преступление, с которого началась гибель России» [108, с. 305].
О планах царя Алексея стать "василевсом всего Православия", взойдя на цареградский престол, писал и С.А. Зеньковский. «За сто лет до царствования Екатерины II, знаменитый греческий проект освобождения православного Востока от турок был уже намечен и усиленно муссировался греческими прелатами» [39, с. 205].
Исходя из этого, очевидно можно прийти к выводу, что присоединение Украины к России явилось не просто отдельным, не связанным ни с какими другими событиями актом «доброй воли» двух братских народов в отношении друг друга, а неотъемлемой составной частью грандиозного по своим последствиям плана, под названием «греческий проект», реализация которого привела к масштабным и существенным изменениям как всего государственно-политического и отчасти даже социального строя России, так и самого культурно-генетического кода, духовного склада и характера Российской цивилизации.
________________________________
[1] Для более ясного и наглядного представления и понимания данной ситуации можно привести такое аллегорическое сравнение, связанное с миром животных. Турцию по степени ее военной мощи в XV - XVII вв. можно сравнить с тигром, Европу - с трусливой, но коварной гиеной, а Россия традиционно всегда выступала в образе сильного, но простоватого медведя. И вот находящийся в самом расцвете своих сил турецкий тигр, собираясь расширить свои владения, решил напасть на стареющую европейскую гиену и расправиться с ней, чтобы захватить ее территорию. В открытой, честной схватке - «один на один» - гиена, конечно, не смогла бы противостоять могучему тигру, и он несомненно, разорвал бы ее. Но хитрая гиена обратилась к русскому медведю, и убедила его вмешаться в конфликт и защитить ее от тигра. Медведь послушался хитрой европейской гиены, и вмешался в эту совершенно чужую и постороннюю лично для него грызню, вместо того, чтобы спокойно сидеть в стороне и ждать, пока турецкий тигр не расправится со зловредной европейской гиеной. В результате долгих кровопролитных и, главное, ненужных собственно России войн с Портой, в конце концов, русский медведь, все же, одолел турецкого тигра, но вместе с тем и сам жестоко пострадал, был сильно ослаблен и обескровлен. К тому же, в этой борьбе тигр выцарапал глаза медведю. Воспользовавшись этим, европейская гиена, которая в это время пряталась за спиной медведя, постепенно набирала силы (осваивая и эксплуатируя колонии, строила капитализм). В итоге, стравив между собой Россию и Турцию, европейская гиена тем самым отвела внимание турецкого тигра от себя, переключив его агрессию на русского медведя, используя его простодушие и доверчивость в своих интересах. Таким образом, ослабив обоих, Европа вышла победительницей из этой первоначально смертельно опасной для нее ситуации.
[2] Если бы можно было на минуту представить, что Алексей Михайлович, обладая даром предвидения, мог установить причинно-следственную связь и увидеть судьбу своего далекого потомка, последнего царствующего представителя дома Романовых, то едва ли бы он решился ради этого проекта пойти на осуществление злополучной реформы.
*В догматическом вопросе, так же как и каноническом, Никоновские реформы внесли существенные искажения, и даже ереси, в связи с чем официальная Русская Церковь отпала от Истинного Православия в середине 17 века. Об этом подробно читайте в других статьях данного Блога.
Продолжение следует
_________________________
ДРУГИЕ ЧАСТИ:
Комментарии
Отправить комментарий