8. Проникновение европейского культурного влияния в общественную жизнь России и некоторые его последствия
Начатые царем Алексеем войны с Польшей, последовавшие почти сразу же после решения Земского собора 1653 г. о присоединении Украины, на котором главную и определяющую роль играл патриарх Никон, приводят к тому, что в России все сильнее начинает сказываться и польское культурное влияние. «К европейской цивилизации Россия приобщается через Польшу, которая ненадолго становится тем самым мостом между Востоком и Западом, о котором она так часто мечтала» [30, с. 26]. Польский язык, обычаи и одежду активно изучают и заимствуют при московском дворе [30, с. 26]. «В моде, одежде и украшениях польское влияние быстро проникает и растет с каждым годом. Царь и побывавшие с ним на Западе придворные и дворяне сами делаются покровителями этих новых западных замашек, оценить изящество и удобство которых они уже успели во время польского похода. Целый ряд западно-русских и польских художников и декораторов с конца 1650-х годов работает на царский двор в Москве. У многих бояр появляются западные картины, польские и немецкие слуги, и даже такой близкий родственник царя, как Никита Романов, одевает своих слуг в польское и немецкое платье. В 1654- 57 гг. дворец царя украшается мебелью западного стиля, а на троне Алексея Михайловича делается не славянская или греческая, а латинская надпись. К концу царствования этого второго Романова, дворцовые порядки уже напоминают скорее будущие петровские ассамблеи, чем старомосковский надменно суровый и чинный обиход...
Это проникновение европейского культурного влияния явилось наглядным признаком процесса секуляризации, все сильнее захватывающего сознание и быт верхов русского общества. «Годы польской войны были для России тем переломным временем, когда новые идеи и новые культурные веяния начали быстро распространяться, подрывая те основы, на которых были построены ее культура и верования. Само пребывание русских войск в Литве, Польше, Ливонии, Малой и Белой Руси приучило солдат и дворян к новому стилю жизни, к новой службе в церквах, к другой по складу культуре. Полонизация и «европеизация» Западной Руси после польской реформации и контрреформации зашли так далеко, что высший слой этих земель, воспитанный в польских или построенных по польскому образцу православных школах, стал по своему виду и взглядам ближе к Западу, чем к Москве. Поэтому встреча даже с православным населением Белоруссии, Литвы и Украины не могла не способствовать внедрению новых навыков и новых идей в головы русских офицеров, администраторов и даже самого царя. За 2,5 года пребывания в Белоруссии царь Алексей Михайлович привык ... видеть вокруг себя людей, крестящихся трехперстным знамением, насмотрелся на белорусско-украинский церковный уклад, полюбил развившееся на новых итальянских мотивах киевское церковное пение и, несомненно, отвык от московского традиционного типа жизни...
Эта длительная война привела к приливу в Московскую Русь большого числа западнорусов, которые, оседая в Москве и других больших городах страны, становились проводниками навыков и культурных замашек западного стиля. Будучи православными, эти белорусы и украинцы селились среди русского населения, а не держались особняком в отдельных кварталах и слободах, как это приходилось делать протестантским выходцам из Западной Европы, и взаимные встречи и соседство западных и московских русских людей были чреваты большими последствиями для монолитного еще недавно московского уклада» [39, с. 261 - 262]. Об этом же, только в гораздо более короткой и емкой форме, писал архим. Иоанн (Экономцев): «Запад не только влиял извне, в лице Украины он вошел в состав России, и значение этого события в нашей духовной жизни трудно переоценить» [40, с. 588].
«Конечно, эта европеизация московской жизни происходила не так стремительно, как при Петре, но быстрота петровских начинаний стала возможной через следующие 40 лет именно потому, что при царе Алексее Михайловиче уже произошли большие психологически- культурные сдвиги, Запад приблизился к Москве, а старый быт начал отмирать в кругах высшего московского общества. Эти перемены затрагивают верхушку аристократии и двор, часть дворянства и даже часть иерархии...» [39, с. 263 - 264, 265].
Вот где следует искать истоки тяжелейшего психического недуга, известного как «чужебесие», которое пышным цветом расцветет уже в петровские времена. Тогда-то (2-я половина XVII в.) и началось в среде русской аристократии почитание всего иноземного. В подражание Западу, царь Алексей заводит в своем летнем дворце театр. Происходит, как пишет А. Панченко, замена веры культурой, обряда - зрелищем, обихода - «утехой», «прохладой», развлечением. На первом спектакле царь Алексей высидел 10 часов подряд: «он не мог покинуть театр, ибо привык к тому, что нельзя покинуть храм» [85, с. 197].
Это увлечение Алексея Михайловича театром, особенно усилившееся после его женитьбы на Н.К. Нарышкиной, в последний период его царствования свидетельствует о дальнейшем проникновении в его быт светского культурного влияния из Европы и одновременно о дальнейшем разложении церковно-православного мироощущения русского царя. При царе Алексее Запад приблизился к Москве, происходила европеизация московской жизни в то время, как процесс ослабления влияния Церкви все более усиливался. «Да и как и могло быть иначе, - замечает Зеньковский, - если сам царь надевает польское платье, зовет во дворец заморских актеров, которые, по всей вероятности, были еще менее церковны, чем русские скоморохи, а сама патриаршая власть подрывает уважение к Церкви и богослужению, высмеивая и даже предавая анафеме дорогие старому русскому сердцу перстосложение и обряды» [39, с. 266].
«Аввакум считал перемены в духовной жизни, произошедшие за тридцать лет царствования Алексея Михайловича, эпохальным переворотом. Защитники непреходящих ценностей национальной культуры с полным основанием восприняли царя Алексея и его сподвижников как «прелагатаев» (соглядатаев, переносчиков чужого), которые «отеческое отриня... странное (иностранное) богоборство возлюбиша, извратишася». Падение авторитета царской власти при первых Романовых, ее «расцаревщина» стали своеобразным симптомом социальной активности. Царь Алексей Михайлович, поддерживая прелагатаев, вряд ли ожидал, что они нанесут удар и по его самодержавию, причем более разрушительный, чем тираноборческий бунт Аввакума, его сторонников и последователей» [6, с. 76 - 77].
Преследуя сугубо политические цели (перспектива константинопольского престолонаследия), государство грубо вторглось в церковную сферу при попустительстве и даже пособничестве тогдашнего патриарха, также изменившего своей прямой обязанности блюсти чистоту Православия.
Грубое нарушение симфонии между Церковью и государством, спровоцированное Никоном и совершенное царем Алексеем Михайловичем, ставшее затем перманентным, следует считать началом почти трехвекового периода, который в историографии России называется имперским. Это период апостасийный, период отступления от Православия. «Подлог и извращение русской национальной идеи можно назвать величайшей неправдой XVII века, принесшей России неисчислимые бедствия. Никоно-алексеевская реформа привела к великой смуте, подрыву веры в народных массах и Расколу Церкви и общества» [64, с. 513].
А началось все с незначительных, казалось бы, изменений «внешней» обрядовой символики православия, необходимой якобы для того, чтобы приобщиться к более «культурным» грекам и малороссам. «Если быть до конца последовательными, то мы должны сказать, что уклонение с начертанного нам Божественной рукой национального пути свершилось не в одночасье 2 марта 1917 года. Утрата Русским государством традиционных национальных основ началась в злополучном, по-видимому, 1667 году, когда были подвергнуты анафеме не просто старые церковные обряды, но и фактически 600 лет русской святости и русской государственности, бывшей внешней крепостной стеной для этой святости. Народ был лишен ощущения своей избранности как хранителя истинной веры, последнего хранителя ее на земле» [67, с. 294].
С потерей этого ощущения в народе были утрачены и истинные религиозно-национальные ориентиры, которые помогали ему не только выстоять в труднейших испытаниях, но и сохранить свою самобытную культуру, неповторимый облик, свою страну. Тогда как «греческий проект», на осуществление которого были направлены усилия правившей в России династии, принес неисчислимые бедствия русскому народу, поскольку противоречил его подлинным национальным интересам. В жертву Вселенской идее Великой Греко-российской империи была принесена национальная идея Святой Руси. В целях осуществления этой эфемерной Всеправославной идеи были проведены реформы патриарха Никона, вызвавшие Раскол Русской Церкви, и осуществилось присоединение Украины, которое оказалось непрочным, поскольку покоилось на ложных духовных основаниях.
Перемены в духовной жизни и способы реформирования Русской Церкви имели для русской жизни трагические последствия: за ними последовали реформы Петра I. Н.М. Коняев выделил некоторые характеристики данного процесса, которые многие историки почему-то стараются не замечать. Первое: никакой насущной нужды в проведении церковной реформы тогда не было: «православность и церковное благочестие находились в России на столь высоком уровне, что изумляли гостей нашей страны». Это подтвердил и Константинопольский патриарх Афанасий, побывавший в Москве в 1653 году. Второе: деятельность патриарха Никона не имела отношения к охране православности и церковного благочестия: «это он и вынудил восточных патриархов изменить свою оценку Русского православия». Третье: сама Восточная Церковь за прошедшие века сильно изменилась и перестала служить эталоном чистоты веры: Никон «почему-то позабыл вспомнить или не потрудился сообразить, что сама Восточная Церковь стала за эти века другой. В обрушившихся на нее гонениях она приобретала не только доброе, но и злое». Правы были те «патриоты Русской Православной Церкви, которые полагали, что надо держаться старины, поскольку тогда в старину и было взято у Восточной Церкви лучшее и сохранено вопреки всем нововведениям». «И если бы вселенские патриархи действительно стремились к объединению Церквей на основании чистоты начальной, "семисоборной" Церкви, они должны были объединиться на основе обрядов Русского Православия, поскольку семисоборная чистота сохранилась на Руси в наибольшей полноте, нежели ее сохранила сама Восточная Церковь». Четвертое: в церковной реформе, отторгающей ценности Русского Православия, был заинтересован, прежде всего, сам царь: «власти (государь и его окружение) не были даже обмануты», они знали о мошенничестве. И когда патриарх Никон, «или осознав свои ошибки, или испугавшись катастрофических последствий их, действительно попытался дать задний ход в церковной реформе», он утратил доверие царя. Пятое, и самое страшное, - оценивать русскую культуру, историю и саму народную жизнь иностранной меркою стало с этого времени правилом: «и Алексей Михайлович, и его ближайшее окружение считало, что русских людей может судить любой заграничный авантюрист. Вместо династии русских царей на троне оказалась династия поработителей русского народа» [57, с. 140, 142, 144, 146, 164, 165, 167].
В целом, следует подчеркнуть, что попытка реализации «греческого проекта» в обоих его аспектах (внутреннем и внешнем) привела к масштабным и существенным изменениям как всего государственно-политического и отчасти даже социального строя России, так и самого культурно-генетического кода, духовного склада и характера Российской цивилизации.
С этого момента начался постепенный распад Русского государства. Русь еще оставалась, но она перестала быть Святой, т.е. устремленной к Богу. Со временем, с эпохи Петра, Русь стала превращаться в Россию, блестящую и могущественную только внешне, но внутренне духовно обедненную, опустошенную. «Вот Россия, прославленная в победах Петра Великого! Блистательная и просвещенная в век Екатерины Великой! Победоносная и сияющая в веке Серебряном! Но почему всегда в русских душах не проходит тайная тревога, что все равно, как ни великолепна Россия, в чем-то не жива, не дышит? В чем-то отлучена от Света и Правды. В нестерпимой тоске и сумасшествии ее гениев и пророков - Сумарокова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского, Мусоргского, Врубеля, Лескова - звучит отчаянный вопль: «Со Христом крестилась, а во Христа не облеклась», предвидение какого-то отлучения и предчувствие за то великих испытаний и наказаний» [130, с. 180].
Это и обусловило своеобразие пути исторического развития России, послужив в дальнейшем основой для различного рода потрясений и катастроф, ибо каждый раз следствием реформ, проводившихся в рамках петровской квазимодернизаторской, еврокрепостнической, абсолютистской модели, оказывалась еще большая архаизация системы общественных отношений. Именно она явилась решающим фактором, повлиявшим на то, что в России сложилась догоняющая модель, обусловившая ее существенное отставание от передовых стран Европы.
Комментарии
Отправить комментарий