1. Краткая характеристика положения Русской Церкви до середины XVII в.
«Греческий проект» как главный фактор церковно-преобразовательной и внешнеполитической деятельности царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона: попытка реализации и результаты
Краткая характеристика положения Русской Церкви до середины XVII в.
Триста шестьдесят пять лет назад Россия исповедовала одну христианскую, православную веру и составляла одну Православную Церковь. С самого начала своего возникновения Русская Церковь находилась в подчинении у Константинопольского патриарха. Из Константинополя присылались в Россию митрополиты для управления Русской Церковью. Но когда некоторые патриархи изменили православию и вошли в единение с римским папой (Флорентийская уния 1439 г.), Русская Церковь с того времени стала избирать и рукополагать себе митрополитов самостоятельно. Она вышла из зависимости от Константинопольского патриархата. Это совершилось около середины XV столетия. С того же времени Русская Церковь стала подозрительно смотреть на греков и на всю Восточную Церковь, как на утерявших чистоту веры и благочестия.
До нашествия монголо-татар в XIII веке кафедра русского митрополита находилась в Киеве - столице древнерусского государства до его распада на отдельные княжества, а затем перенесена сначала во Владимир, и затем в Москву. Постепенно Москва начала возвышаться и стала, наконец, столицей великого Русского государства. Такое положение митрополии всего русского народа было неприятно и неприемлемо для королей и князей Польши и Литвы, потому что православное население этих стран подчинялось по своей вере русскому, московскому митрополиту. Поэтому они добились того, чтобы для этого населения Константинопольский патриарх ставил особого митрополита. Так образовались две русских митрополии: одна управляла северо-восточной частью России, другая - юго-западным краем. Юго-Западная Церковь вскоре попала под влияние католичества. Часто случалось, что епископы ее были послушными исполнителями воли римского папы. Повредилась и вера, и богослужебные книги, чины и обряды в Юго-Западной Церкви.
Великороссийская же Церковь, как называли митрополию Московскую, до того возвысилась и упрочилась, что получила патриаршество. Вместо московских митрополитов стали в ней всероссийские Патриархи (с 1589 г.). Патриаршество способствовало еще большему подъему авторитета Русской Церкви. Москва получила право именоваться Третьим Римом. Константинопольский Патриарх Иеремия, рукоположивший в Москве первого Патриарха Иова, подписал «Уложенную» грамоту об учреждении патриаршества в России, в которой обращается к Московскому Царю с таким заявлением: «Так как ветхий Рим (столица Италии) пал от аполинариевой ереси, а второй Рим, Константинополь, находится в обладании безбожных турок, то твое, благочестивый царь, великое Российское царство, Третий Рим, превзошло благочестием все прежние царства; и все благочестивые царства соединились в твое царство, и ты един теперь именуешься христианским царем во всей вселенной» [74, с. 16]. Это «Уложение» было внесено в каноническую книгу Русской Церкви - Кормчую и стало исповеданием всего русского народа.
В тяжелое Смутное время (время самозванчества 1605 - 1613 гг.) московские Патриархи Иов и Гермоген спасли Россию от гибели, а Русскую Церковь - от ересей и расколов. Русская Церковь сияла многочисленным сонмом православных святителей, чудотворцев, угодников Божиих, прославленных знамениями и чудесами, славилась великолепием храмов и множеством святых монастырей.
Положение Московской Руси после Смуты было во многих отношениях лучше, чем ситуация в Европе. XVII век для Европы - это время кровопролитной Тридцатилетней войны, принесшей народам разорение, голод и вымирание. Из Голландии, немецких княжеств, других стран шел поток переселенцев в Россию. Эмигрантов привлекал громадный земельный фонд. Жизнь российского населения в правление первых Романовых становилась размеренной и сравнительно упорядоченной, а богатства лесов, лугов и озер делали ее достаточно сытой. Тогдашняя Москва - златоглавая, с византийской пышностью, с бойкой торговлей и веселыми праздниками - поражала воображение европейцев. Многие переселенцы добровольно переходили в православие, брали русские имена.
Часть эмигрантов не хотела рвать с прежними привычками и обычаями. Немецкая слобода на реке Яузе под Москвой стала «уголком Западной Европы в самом сердце Московии». Многие иноземные новинки - театральные представления, балы, наряды, кулинарные блюда - вызывали интерес у русской знати. Некоторые влиятельные вельможи из царского окружения - Нарышкин, Артамон Матвеев - становились сторонниками распространения европейских обычаев, свои дома устраивали на «заморский манер», носили западное платье, брили бороды и т.п.
Подражание внешнему антуражу сопровождалось проникновением космополитических веяний. В духовно-идеологической сфере начинали сталкиваться позиции российских западников и проводников национально-культурной самобытности России. Перед общественным сознанием встали вопросы, вызванные историческим развитием страны. В стабилизировавшей свою государственность России обнаружился мощный геополитический потенциал. Активная часть русского общества, ощутив новизну ситуации, серьезно задумалась о месте России в мире.
Много внимания этому вопросу уделялось и Православной Церковью. Не отрицая задач восполнения недостатка светской культуры, развития науки и техники, наиболее дальновидные представители православного духовенства призывали к усилению нравственного начала в русском обществе и русском человеке. Передовые священнослужители ратовали за такой вариант эволюции России, который вел бы к политической и экономической мощи при сохранении своеобразия духовной культуры. Русский народ ими представлялся хранителем подлинной христианской нравственности, поэтому они протестовали против распространявшихся из Немецкой слободы нравов, нередко переходящих грань распущенности, выступали против действий правительства Алексея Михайловича, которое само содействовало курению табака («дьявольское зелье») и расширяло сеть кабаков, заметно разлагавших прежнюю мораль. Церковь призывала к ликвидации пьянства, а кабак представляла как исчадие ада, некие антихрам и антиобщину умерших при жизни, уподобившихся бездушным скотам. «Оне упиваются, а дьявол радуется», - писал протопоп Аввакум.
Традиционная нравственность русских людей оберегалась, прежде всего, Церковью, поэтому была связана с религиозностью. Это качество большинства русских не имело ничего общего с фанатизмом и мракобесием. Главным духовным интересом верующих было спасение души, религия для них была не только обрядом, но и высокой нравственной дисциплиной. Православная мораль не являлась кодексом отвлеченных правил, а направлялась на ясное понимание житейского смысла христианских норм: человеколюбия, благочестия, великодушия и т.п. Церковные установки к тому времени прочно впитались в русский быт. Религиозно-нравственное подвижничество русских поражало многих приезжих из-за границы.
«История православного народа есть по сути своей длящееся во времени богослужение, преисполненное обрядов и таинств. Когда мы говорим о таинстве русской истории, мы не имеем в виду некой красивой метафоры, но предельную конкретность в действительности совершаемого таинства исторической русской жизни... Безусловно, пронизанная церковностью, сама жизнь старой России была именно таинством, чье иерархическое значение хотя и было ниже таинств Церкви, но сущностно проистекало из последних и к ним в конечном итоге и возвращало. Вся историческая русская жизнь в своей бытийной основе была чередой обрядов, от одевания до чаепития из самовара, обрядов, чей неразрывный символический ряд выполнял определенные функции чинопоследования, совершаемого с молитвенным настроем. Тайна внутренней жизни Святой Руси в том и состояла, что мистическое свершение таинства этой самой жизни, наполненной «тайнодейственных формул» и тайносовершительных действий», узнавалось по наличности особых обрядов по ходу эмпирических действий и слов и требовало от постороннего человека именно эмпирического участия для необходимого понимания сути самой святорусской жизни. Святая Русь вопреки расхожему светскому мнению - это не красивый образ, не народная мечта и даже не национальный идеал. Это действительно пройденный этап нашей национальной жизни, вершина ее, с которой мы покатились под откос.... Святая Русь именно потому и была святой, что жизнь ее была таинством, таинством поступательно переходящих иерархических уровней, вершиной которых были таинства церковные... Уклад всей нашей жизни, дух ее соответствовали означенной ... церковной полноте, поэтому темп и ритм национальной истории совпадали с темпом и ритмом священного времени, в котором жила Церковь» [66, с. 112-115].
Триста шестьдесят пять лет назад Россия исповедовала одну христианскую, православную веру и составляла одну Православную Церковь. С самого начала своего возникновения Русская Церковь находилась в подчинении у Константинопольского патриарха. Из Константинополя присылались в Россию митрополиты для управления Русской Церковью. Но когда некоторые патриархи изменили православию и вошли в единение с римским папой (Флорентийская уния 1439 г.), Русская Церковь с того времени стала избирать и рукополагать себе митрополитов самостоятельно. Она вышла из зависимости от Константинопольского патриархата. Это совершилось около середины XV столетия. С того же времени Русская Церковь стала подозрительно смотреть на греков и на всю Восточную Церковь, как на утерявших чистоту веры и благочестия.
До нашествия монголо-татар в XIII веке кафедра русского митрополита находилась в Киеве - столице древнерусского государства до его распада на отдельные княжества, а затем перенесена сначала во Владимир, и затем в Москву. Постепенно Москва начала возвышаться и стала, наконец, столицей великого Русского государства. Такое положение митрополии всего русского народа было неприятно и неприемлемо для королей и князей Польши и Литвы, потому что православное население этих стран подчинялось по своей вере русскому, московскому митрополиту. Поэтому они добились того, чтобы для этого населения Константинопольский патриарх ставил особого митрополита. Так образовались две русских митрополии: одна управляла северо-восточной частью России, другая - юго-западным краем. Юго-Западная Церковь вскоре попала под влияние католичества. Часто случалось, что епископы ее были послушными исполнителями воли римского папы. Повредилась и вера, и богослужебные книги, чины и обряды в Юго-Западной Церкви.
Великороссийская же Церковь, как называли митрополию Московскую, до того возвысилась и упрочилась, что получила патриаршество. Вместо московских митрополитов стали в ней всероссийские Патриархи (с 1589 г.). Патриаршество способствовало еще большему подъему авторитета Русской Церкви. Москва получила право именоваться Третьим Римом. Константинопольский Патриарх Иеремия, рукоположивший в Москве первого Патриарха Иова, подписал «Уложенную» грамоту об учреждении патриаршества в России, в которой обращается к Московскому Царю с таким заявлением: «Так как ветхий Рим (столица Италии) пал от аполинариевой ереси, а второй Рим, Константинополь, находится в обладании безбожных турок, то твое, благочестивый царь, великое Российское царство, Третий Рим, превзошло благочестием все прежние царства; и все благочестивые царства соединились в твое царство, и ты един теперь именуешься христианским царем во всей вселенной» [74, с. 16]. Это «Уложение» было внесено в каноническую книгу Русской Церкви - Кормчую и стало исповеданием всего русского народа.
В тяжелое Смутное время (время самозванчества 1605 - 1613 гг.) московские Патриархи Иов и Гермоген спасли Россию от гибели, а Русскую Церковь - от ересей и расколов. Русская Церковь сияла многочисленным сонмом православных святителей, чудотворцев, угодников Божиих, прославленных знамениями и чудесами, славилась великолепием храмов и множеством святых монастырей.
Положение Московской Руси после Смуты было во многих отношениях лучше, чем ситуация в Европе. XVII век для Европы - это время кровопролитной Тридцатилетней войны, принесшей народам разорение, голод и вымирание. Из Голландии, немецких княжеств, других стран шел поток переселенцев в Россию. Эмигрантов привлекал громадный земельный фонд. Жизнь российского населения в правление первых Романовых становилась размеренной и сравнительно упорядоченной, а богатства лесов, лугов и озер делали ее достаточно сытой. Тогдашняя Москва - златоглавая, с византийской пышностью, с бойкой торговлей и веселыми праздниками - поражала воображение европейцев. Многие переселенцы добровольно переходили в православие, брали русские имена.
Часть эмигрантов не хотела рвать с прежними привычками и обычаями. Немецкая слобода на реке Яузе под Москвой стала «уголком Западной Европы в самом сердце Московии». Многие иноземные новинки - театральные представления, балы, наряды, кулинарные блюда - вызывали интерес у русской знати. Некоторые влиятельные вельможи из царского окружения - Нарышкин, Артамон Матвеев - становились сторонниками распространения европейских обычаев, свои дома устраивали на «заморский манер», носили западное платье, брили бороды и т.п.
Подражание внешнему антуражу сопровождалось проникновением космополитических веяний. В духовно-идеологической сфере начинали сталкиваться позиции российских западников и проводников национально-культурной самобытности России. Перед общественным сознанием встали вопросы, вызванные историческим развитием страны. В стабилизировавшей свою государственность России обнаружился мощный геополитический потенциал. Активная часть русского общества, ощутив новизну ситуации, серьезно задумалась о месте России в мире.
Много внимания этому вопросу уделялось и Православной Церковью. Не отрицая задач восполнения недостатка светской культуры, развития науки и техники, наиболее дальновидные представители православного духовенства призывали к усилению нравственного начала в русском обществе и русском человеке. Передовые священнослужители ратовали за такой вариант эволюции России, который вел бы к политической и экономической мощи при сохранении своеобразия духовной культуры. Русский народ ими представлялся хранителем подлинной христианской нравственности, поэтому они протестовали против распространявшихся из Немецкой слободы нравов, нередко переходящих грань распущенности, выступали против действий правительства Алексея Михайловича, которое само содействовало курению табака («дьявольское зелье») и расширяло сеть кабаков, заметно разлагавших прежнюю мораль. Церковь призывала к ликвидации пьянства, а кабак представляла как исчадие ада, некие антихрам и антиобщину умерших при жизни, уподобившихся бездушным скотам. «Оне упиваются, а дьявол радуется», - писал протопоп Аввакум.
Традиционная нравственность русских людей оберегалась, прежде всего, Церковью, поэтому была связана с религиозностью. Это качество большинства русских не имело ничего общего с фанатизмом и мракобесием. Главным духовным интересом верующих было спасение души, религия для них была не только обрядом, но и высокой нравственной дисциплиной. Православная мораль не являлась кодексом отвлеченных правил, а направлялась на ясное понимание житейского смысла христианских норм: человеколюбия, благочестия, великодушия и т.п. Церковные установки к тому времени прочно впитались в русский быт. Религиозно-нравственное подвижничество русских поражало многих приезжих из-за границы.
«История православного народа есть по сути своей длящееся во времени богослужение, преисполненное обрядов и таинств. Когда мы говорим о таинстве русской истории, мы не имеем в виду некой красивой метафоры, но предельную конкретность в действительности совершаемого таинства исторической русской жизни... Безусловно, пронизанная церковностью, сама жизнь старой России была именно таинством, чье иерархическое значение хотя и было ниже таинств Церкви, но сущностно проистекало из последних и к ним в конечном итоге и возвращало. Вся историческая русская жизнь в своей бытийной основе была чередой обрядов, от одевания до чаепития из самовара, обрядов, чей неразрывный символический ряд выполнял определенные функции чинопоследования, совершаемого с молитвенным настроем. Тайна внутренней жизни Святой Руси в том и состояла, что мистическое свершение таинства этой самой жизни, наполненной «тайнодейственных формул» и тайносовершительных действий», узнавалось по наличности особых обрядов по ходу эмпирических действий и слов и требовало от постороннего человека именно эмпирического участия для необходимого понимания сути самой святорусской жизни. Святая Русь вопреки расхожему светскому мнению - это не красивый образ, не народная мечта и даже не национальный идеал. Это действительно пройденный этап нашей национальной жизни, вершина ее, с которой мы покатились под откос.... Святая Русь именно потому и была святой, что жизнь ее была таинством, таинством поступательно переходящих иерархических уровней, вершиной которых были таинства церковные... Уклад всей нашей жизни, дух ее соответствовали означенной ... церковной полноте, поэтому темп и ритм национальной истории совпадали с темпом и ритмом священного времени, в котором жила Церковь» [66, с. 112-115].
Продолжение следует
_________________________
ДРУГИЕ ЧАСТИ:
Комментарии
Отправить комментарий