Н. Д. Тальбергъ († 1967 г.): Вліянія и явленія, чуждыя православію; противодѣйствія имъ
ИСТОРІЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ
Расцвѣтъ церковной жизни.
Въ началѣ XIX в. проявились вредныя вліянія, проникшія съ Запада въ предшествующія десятилѣтія. Выявились они и въ семейной жизни. Въ обществѣ, главнымъ образомъ, въ болѣе образованномъ и свѣтскомъ, усилились разводы. Правительство вынуждено было принять противъ этого мѣры. Въ 1811 г. указано было въ производствѣ дѣлъ о разводахъ по обвиненію одного изъ супруговъ въ прелюбодѣяніи не ограничиваться однимъ только признаніемъ виновнаго, а брать въ соображеніе и прочія обстоятельства, ведущія къ раскрытію истины, между которыми главное мѣсто заняло показаніе подъ присягой очевидцевъ преступленія. До этого же — въ 1805 г. — окончательное рѣшеніе бракоразводныхъ дѣлъ предоставлено было, вмѣсто епархіальной власти, Св. Сѵноду. Въ 1819 г. вышло запрещеніе давать супругамъ акты для жительства врозь. Примѣчательно въ этомъ отношеніи письмо вдовы имп. Павла I, имп. Маріи Ѳеодоровны, сыну ея вел. кн. Константину Павловичу, которому она, въ теченіе 19 лѣтъ, отказывала въ своемъ согласіи на разводъ его съ супругой, вел. кн. Анной Ѳеодоровной. «При самомъ началѣ», писала государыня, «приведу Вамъ на память пагубныя послѣдствія для общественныхъ нравовъ, также огорчительный для всей націи опасный соблазнъ, произойти отъ этого долженствующій, ибо по разрушеніи брака Вашего послѣдній крестьянинъ отдаленнѣйшей губерніи, не слыша болѣе имени Великой Княгини, при церковныхъ молитвахъ возглашеннымъ, извѣстится о разводѣ Вашемъ, съ почтеніемъ къ таинству брака и къ самой вѣрѣ поколеблется... Онъ предположитъ, что вѣра для Императорской Фамиліи менѣе священна, нежели для него, а такового довольно, чтобы отщепить сердце и умы подданныхъ отъ Государя и всего Царскаго Дома. Сколь ужасно вымолвить, что соблазнъ сей производится отъ Императорскаго брата, обязаннаго быть для подданныхъ образцомъ добродѣтели. Повѣрьте мнѣ, любезный Константинъ, единой прелестью неизмѣняющейся добродѣтели можемъ мы внушить народамъ сіе о нашемъ превосходствѣ увѣреніе, которое обще съ чувствомъ благоговѣйнаго почитанія утверждаетъ спокойствіе Имперіи. При малѣйшемъ же хотя въ одной чертѣ сей добродѣтели нарушеніи общее мнѣніе ниспровергается, почтеніе къ Государю и его роду погибаетъ».
Получивъ разрѣшеніе Цесаревичъ вел. кн. Константинъ Павловичъ, въ 1820 г. вступилъ въ бракъ съ полькой католичкой, /с. 826/ графиней Іоанной Грудзинской, получившей отъ имп. Александра I, какъ морганатическая (неравнородная) супруга, титулъ княгини Ловичъ, безъ именованія ея великой княгиней. Какъ извѣстно, вел. кн. Константинъ Павловичъ, бывшій законнымъ наслѣдникомъ престола, отъ такового отказался. Но существовавшая нѣкоторое время возможность того, что русской императрицей можетъ быть неправославная, побудила имп. Николая I, глубоко вѣрующаго и церковнаго, внести ясность въ юридическое положеніе членовъ Царственнаго Дома. Редакція статьи 142 Свода Законовъ 1832 года (185 изданіе 1906 г.) гласитъ: «Бракъ мужского лица Императорскаго Дома, могущаго имѣть право на наслѣдованіе престола, съ особой другой вѣры, совершается не иначе, какъ по воспріятію ею православнаго исповѣданія».
Въ отношеніи разводовъ приходится установить, что со второй половины XIX в. въ обществѣ стали усиливаться разводы. Это усматривается изъ данныхъ, имѣющихся въ ежегодныхъ всеподданнѣйшихъ докладахъ оберъ-прокуроровъ Свят. Сѵнода. Увеличеніе ихъ съ шестидесятыхъ годовъ рѣзко повысилось къ началу XX вѣка. Изъ всеподданнѣйшаго отчета оберъ-прокурора Св. Сѵнода 1908 года видно, что въ 1907 г. расторгнуто было 2.068 браковъ. Народная масса этимъ погубнымъ явленіемъ не была затронута.
Объ общемъ вредѣ, проистекавшемъ отъ Запада, Знаменскій пишетъ: «Послѣ бѣдствій 1812 г. французоманія съ вольтэрьянствомъ смѣнились въ обществѣ мистическими увлеченіями. Кумиръ Вольтэра былъ свергнутъ съ пьедестала и на мѣсто его поставлены были бози иніи, — разные Бэмъ, Эккартсгаузенъ, Юнгъ, Штиллингь, г-жа Гіонъ, Сведенборгъ, де-Туа, Сенъ-Мартенъ и др. Для руководства въ чисто-православной мистикѣ у православной церкви были готовыя и для всѣхъ доступныя книги Макарія египетскаго, Исаака Сирина, Іоанна Лѣствичника, Григорія Синаита, Сѵмеона Новаго, Нила Сорскаго, наконецъ недавно изданный (въ 1793 и 1811 гг.) сборникъ этого рода статей «Добротолюбіе»; но это были книги церковныя, поповскія, а интеллигентнымъ мистикамъ нуженъ былъ мистицизмъ заграничный, послѣдней европейской моды. Первыми дѣятелями мистическаго движенія нѣкоторое время продолжали оставаться масоны, — Лопухинъ, написавшій сочиненіе: «Нѣкоторыя черты внутренней церкви», цѣнившееся наравнѣ съ сочиненіями упомянутыхъ западныхъ авторитетовъ мистицизма, и Лабзинъ, издававшій въ 1806 и 1817-1818 гг. мистическій журналъ «Сіонскій Вѣстникъ». Потомъ въ 1813 г. все мистическое движеніе сосредо/с. 827/точилось въ библейскомъ обществѣ, при содѣйствіи котораго русская литература наводнилась цѣлой массой мистическихъ книгъ и брошюръ, обязательно разсылавшихся по всѣмъ учебнымъ заведеніямъ, приходамъ, монастырямъ, книжнымъ лавкамъ и проч. Мистицизмъ еще высокомѣрнѣе относился къ православной церкви, чѣмъ масонство. Проповѣдуя непосредственное общеніе человѣка съ Богомъ, универсальную, исключительно-сердечную, субъективную религію безъ догматовъ и церкви, основанную на непосредственныхъ озареніяхъ отъ Духа Божія и вѣщаніяхъ внутренняго Слова въ духѣ человѣка, онъ отвергалъ все внѣшнее въ религіи, іерархію, таинства, обряды, даже обязательное ученіе внѣшняго, единственнаго истиннаго откровенія и признавалъ одну «внутреннюю» церковь, не знающую никакихъ догматовъ, кромѣ догмата о возрожденіи и соединеніи человѣка съ Богомъ, никакихъ раздѣленій между своими членами и между разными вѣроисповѣданіями, кромѣ раздѣленія ветхаго человѣка отъ новаго, существовавшую, по ученію мистицизма, отъ начала міра доселѣ во всѣ времена и во всѣхъ религіяхъ, мистеріяхъ и философскихъ ученіяхъ. Мистицизмъ въ лицѣ сильныхъ библейскихъ дѣятелей покровительствовалъ всевозможнымъ сектамъ и являвшимся изъ Европы учителямъ. Русскіе мистики совершали умную молитву съ пріѣзжавшими въ Россію квакерами, окружали каѳедры пріѣзжихъ проповѣдниковъ Линдля и Госнера, слушали мистическую пророчицу, остзейскую баронессу Криднеръ, восторгались ученіемъ духоборцевъ, братались и съ хлыстами, распѣвая ихъ пѣсни и отплясывая на радѣніяхъ въ странномъ обществѣ нѣкоей г-жи Татариновой. Мистическое увлеченіе сдѣлалось какой-то повальной болѣзнью русскаго общества, отражалось и въ литературѣ, и въ искусствѣ, проникло въ учебныя заведенія, въ университеты, гдѣ своей враждой къ «лжеименному разуму» едва не убило первыхъ зародышей русской науки, отразилось даже въ духовной литературѣ, наприм. въ статьяхъ Христіанскаго Чтенія 1821-1823 гг. Въ нѣкоторыхъ салонахъ Москвы и Петербурга, у кн. С. Мещерской, извѣстной изданіемъ множества мистическихъ брошюръ, кн. А. Голицыной и др., приверженцы мистицизма открыли собранія для «умной» молитвы и слушанія разныхъ экзальтированныхъ проповѣдниковъ. Большинство этого люда вовсе не понимало мистицизма, сумасшествовало изъ одного подражанія и отъ нечего дѣлать, но это нисколько не мѣшало ему питать самое гордое презрѣніе къ «внѣшней церкви» и относиться съ грубымъ фанатизмомъ ко всѣмъ несогласнымъ и особенно къ своимъ обличителямъ. Во время двойного мини/с. 828/стерства Голицына за противодѣйствіе мистицизму былъ лишенъ должности нѣкто Смирновъ, переводчикъ медицинской академіи, обратившійся къ государю съ просьбой о дозволеніи печатать опроверженія на мистическія книги. Въ 1818 г. духовный цензоръ, ректоръ петербургской семинаріи Иннокентій возсталъ противъ Сіонскаго Вѣстника и добился таки его прекращенія, затѣмъ пропустилъ въ печать противомистическое сочиненіе нѣкоего Станевича — «Бесѣда на гробѣ младенца»; министръ страшно разсердился на него за такую дерзость и сдѣлалъ комиссіи дух. училищъ грубый выговоръ за то, что цензоръ пропустилъ книгу, наполненную «защищеніемъ наружной церкви противъ внутренней, и противную началамъ, руководствующимъ наше христіанское правительство». Какъ упоминалось на стр. 730, Станевичъ былъ высланъ заграницу.
Вліяніе мистиковъ было ослаблено устраненіемъ кн. Голицына и угасаніемъ библейскаго общества. Въ 1822 г. были закрыты масонскія ложи. По настоящему же вредныя движенія надолго прекратились въ 1825 г. со вступленіемъ на престолъ имп. Николая I, глубоко вѣрующаго и церковнаго, чуждаго ложному мистицизму. По его повелѣнію, мистическія книги отбирались изъ всѣхъ библіотекъ. Для разсмотрѣнія ихъ былъ учрежденъ при петербургской академіи особый комитетъ, работы котораго кончились изъятіемъ болѣе противныхъ православію книгъ изъ обращенія.
«Царствованіе Николая I съ начала до конца», пишетъ Знаменскій, «отличалось строго православнымъ направленіемъ и строгой цензурой, старавшейся предотвращать всякую открытую проповѣдь неправославныхъ ученій. Но ученія подобнаго рода все-таки продолжали распространяться въ обществѣ путями прикровенными. Въ концѣ 1830-хъ годовъ и въ 1840-хъ гг. представители науки и литературы, а за ними и образованное общество увлекались пресловутой философіей Гегеля. Въ 1850-хъ и въ 1860 гг., съ ослабленіемъ цензурныхъ строгостей, огромное вліяніе въ обществѣ и въ средѣ учащейся молодежи получили ученія Конта и позитивистовъ, Фейербаха и крайнихъ матеріалистовъ, затѣмъ ученія соціалистовъ и коммунистовъ».
Замѣчательно то, что участники бунта противъ имп. Николая I, т. н. декабристы, будучи сосланными въ Сибирь, имѣли тамъ большія библіотеки, въ которыхъ находились и многія заграничныя изданія, запрещенныя въ Россіи. При усилившейся къ серединѣ XIX в. идейной порчѣ русскаго общества показателенъ грубый и противоцерковный выпадъ противъ Н. В. Гоголя извѣстнаго критика В. Г. Бѣлинскаго, кумира тогдашняго об/с. 829/щества. Гоголь, глубоко религіозный и церковный, напечаталъ въ 1847 г. «Выбранныя мѣста изъ переписки съ друзьями». Бѣлинскій, возмущаясь тѣмъ, что Гоголь, въ этомъ сочиненіи опирается въ консервативныхъ разсужденіяхъ на Церковь, писалъ: «...Церковь же явилась іерархіей, стало быть поборницей неравенства, льстецомъ власти, врагомъ и гонительницей братства между людьми — чѣмъ продолжаетъ быть и до сихъ поръ». «Но смыслъ Христова слова», продолжалъ Бѣлинскій, «открытъ философскимъ движеніемъ прошлаго вѣка. И вотъ почему какой-нибудь Вольтеръ, орудіемъ насмѣшки погасившій въ Европѣ костры фанатизма и невѣжества, конечно, болѣе сынъ Христа, плоть отъ плоти его и кость отъ костей его, нежели всѣ ваши попы, архіереи, митрополиты и патріархи восточные и западные. Неужели вы этого не знаете? А вѣдь это теперь не новость для всякаго гимназиста...».
Эта порча духовная, захватывавшая все больше круги русской интеллигенціи, заставила еще въ 1866 г. епископа Іоанна (Соколова) выборгскаго, впосл. смоленскаго воскликнуть: «Не кажется ли вамъ, не можетъ ли придти мысль всякому строгому наблюдателю, если посмотрѣть вокругъ себя серьезно, что жизнь наша какъ будто сдвинулась съ вѣковыхъ религіозныхъ и нравственныхъ основаній и, въ разладѣ съ народной вѣрою и совѣстью, съ отечественною любовью и правдою, при нашей внутренней несостоятельности, идетъ бурно не вѣсть куда безъ разумныхъ убѣжденій и сознательно вѣрныхъ стремленій? Народъ! Помни Бога».
Столь же рѣшительно указывалъ на грядущую страшную опасность отъ такого помутнѣнія сознанія интеллигенціи и уклоненія ея отъ церковныхъ путей мудрѣйшій и проникновенный владыка Ѳеофанъ тамбовскій, затворникъ вышенскій († 1894). «Знаете ли какія у меня безотрадныя мысли? И не безъ основанія. Встрѣчаю людей, числящихся православными, кои по духу вольтеріане, натуралисты, лютеране и всякаго рода вольнодумцы. Они прошли всѣ науки въ нашихъ высшихъ заведеніяхъ. И не глупы и не злы, но относительно къ вѣрѣ и къ Церкви никуда негожи. Отцы ихъ и матери были благочестивы; порча вошла въ періодъ образованія внѣ родительскаго дома. Память о дѣтствѣ и духѣ родителей еще держитъ ихъ въ нѣкоторыхъ предѣлахъ. Каковы будутъ ихъ собственныя дѣти? И что тѣхъ будетъ держать въ должныхъ предѣлахъ?» «Какихъ-какихъ у насъ не ходитъ ученій и въ школахъ, и въ обществѣ, и въ литературѣ», горестно взывалъ онъ въ другой разъ. «Поднялось», писалъ онъ, «скрытое гоненіе на христіанство, которое стало прорываться и явно, какъ недавно въ Парижѣ. Что тамъ можно сдѣлать въ ма/с. 830/ломъ объемѣ, того надобно ожидать со временемъ въ большихъ размѣрахъ... Спаси насъ, Господи». «Господь много знаменій показалъ въ Капернаумѣ и Хоразинѣ; между тѣмъ, число увѣровавшихъ не соотвѣтствовало силѣ знаменій. Потому-то Онъ строго и обличилъ эти города, и присудилъ, что въ день суда отраднѣе будетъ Тиру и Сидону, Содому и Гоморрѣ, нежели городамъ тѣмъ. По этому образцу надо намъ судить и о себѣ. Сколько знаменій показалъ Господь надъ Россіей, избавляя ее отъ враговъ сильнѣйшихъ, и покоряя ей народы. Сколько даровалъ ей постоянныхъ сокровищницъ, источающихъ непрестанныя знаменія, — въ св. мощахъ и чудотворныхъ иконахъ, разсѣянныхъ по всей Россіи. И, однакожъ, во дни наши россіяне начинаютъ уклоняться отъ вѣры: одна часть совсѣмъ и всесторонне падаетъ въ невѣріе, другая отпадаетъ въ протестантство, третья тайкомъ сплетаетъ свои вѣрованія, въ которыхъ думаетъ совмѣстить и спиритизмъ и геологическія бредни съ Божественнымъ откровеніемъ. Зло растетъ: зловѣріе и невѣріе поднимаютъ голову; вѣра и Православіе слабѣютъ. Ужели же мы не образумимся? И будетъ, наконецъ, то же и у насъ, что, напримѣръ, у французовъ и другихъ... А, если это будетъ, что, думаете, будетъ намъ за то въ день судный, послѣ такихъ Божіихъ къ намъ милостей? Господи, спаси и помилуй Русь православную отъ праведнаго Твоего и належащаго прещенія». «Западомъ и наказалъ и накажетъ насъ Господь», грозно предрекалъ еп. Ѳеофанъ, «а намъ въ толкъ не берется. Завязли въ грязи западной по уши, и все хорошо. Есть очи, но не видимъ; есть уши, но не слышимъ, и сердцемъ не разумѣемъ. Господи, помилуй насъ. Посли свѣтъ Твой и истину Твою». «Другая злая вещь у насъ, наша литература, западнымъ духомъ наполненная, и ту очищаетъ Господь тоже ударами съ Запада. Но все неймется».
Вспоминая ту французоманію, которая существовала до Отечественной войны 1812 г., еп. Ѳеофанъ, въ поученіи своемъ въ день Рождества Христова, когда праздновалось и «избавленіе Россіи отъ нашествія галловъ и съ ними двадесяти языковъ», назидательно говоритъ: «Насъ увлекаетъ просвѣщенная Европа. Да, тамъ впервые возстановлены изгнанныя было изъ міра мерзости языческія; оттуда уже перешли онѣ и переходятъ къ намъ. Вдохнувъ въ себя этотъ адскій угаръ, мы кружимся, какъ помѣшанные, сами себя не помня. Но припомнимъ двѣнадцатый годъ: за чѣмъ это приходили къ намъ французы? Богъ послалъ ихъ истребить то зло, которое мы у нихъ же переняли. Покаялась тогда Россія, и Богъ помиловалъ ее...» «А теперь», предрекалъ святитель, «кажется, началъ уже забываться тотъ урокъ. Если опом/с. 831/нимся, конечно, ничего не будетъ; а если не опомнимся, кто вѣсть, можетъ опять пошлетъ на насъ Господь такихъ же учителей нашихъ, чтобы привели насъ въ чувство и поставили на путь исправленія. Таковъ законъ правды Божіей: тѣмъ врачевать отъ грѣха, чѣмъ кто увлекается къ нему. Это не пустыя слова, но дѣло, утверждаемое голосомъ Церкви. Вѣдайте, православные, что Богъ поругаемъ не бываетъ». «Если у насъ все пойдетъ такимъ путемъ, то что дивнаго, если и между нами повторится конецъ осмнадцатаго вѣка со всѣми его ужасами? Ибо отъ подобныхъ причинъ подобныя бываютъ слѣдствія». «Воды потопнаго нечестія устремляются на насъ» и все это потому, что «нынѣ начинаетъ господственно водворяться среди насъ духъ міра, тотъ духъ, который побѣжденъ Господомъ Іисусомъ Христомъ и долженъ быть побѣждаемъ силою Его и чрезъ насъ».
Рѣшительно обличалъ архіеп. Никаноръ (Бровковичъ) херсонскій лжеученія гр. Л. Н. Толстого. Обличительными, наставительными и пророческими были слова великаго праведника, приснопамятнаго о. Іоанна Кронштадтскаго, пережившаго въ смутные годы начала XX в. первыя проявленія въ государственной и общественной жизни зла, насаждавшагося въ обществѣ десятилѣтіями. На порогѣ этого новаго вѣка еп. Антоній (Храповицкій) говорилъ, что русское общество покидало «спасительный корабль вѣры». Лишалось тогда, по его словамъ, разумнаго смысла «государственное существованіе, основанное на народномъ себялюбіи и чуждое религіозной идеѣ». «Это уже не народъ», писалъ владыка Антоній въ 1899 г. въ Казанскомъ журналѣ «Дѣятель» — «но гніющій трупъ, который гніеніе свое принимаетъ за жизнь, а живутъ на немъ и въ немъ лишъ кроты, черви и поганыя насѣкомыя, радующіяся тому, что тѣло умерло и гніетъ, ибо въ живомъ тѣлѣ не было бы удовлетворенія ихъ жадности, не было бы для нихъ жизни».
Народныя массы крѣпче и чище сохраняли вѣрность религіознымъ преданіямъ и быту отцовъ и дѣдовъ. Но и въ XIX в. приходилось бороться съ остатками суевѣрій, державшихся въ отдѣльныхъ мѣстахъ. Противъ этого ратовали, главнымъ образомъ, церковные проповѣдники. Изъ обличителей суевѣрій особенно извѣстенъ владыка Амвросій (Подобѣдовъ), долгое время правившій казанской епархіей, затѣмъ митрополитъ новгородскій и петербургскій (1799-1818). На этомъ же поприщѣ работали здоровая народная литература и школа. Просвѣтительныя мѣры съ каждымъ годомъ ширились и суевѣрія изживались все больше.
Источникъ: Н. Тальбергъ. Исторія Русской Церкви. — Jordanville: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Свято-Троицкій монастырь, 1959. — С. 825-831.
Комментарии
Отправить комментарий